Видимо, Мории уже знал о намерении императора вернуть его к активному участию в государственных делах. Действительно, 12 ноября 1854 г. граф де Мории, которого Наполеон III, то ли в шутку, то ли всерьез, называл неисправимым орлеанистом, был назначен председателем Законодательного корпуса, т. е. нижней палаты парламента Второй империи.

С этого момента Мории вновь становится непременным участником принятия важнейших государственных решений. Наполеон консультируется с ним по всем вопросам внутренней и внешней политики, хотя и не всегда разделяет его точку зрения. Как уже говорилось, в марте 1854 г. император не внял доводам Морни, предостерегавшего императора от войны с Россией ради защиты интересов Оттоманской Порты. После взятия Севастополя в сентябре 1855 г. Наполеон III стал склоняться к прекращению Восточной, как ее называли во Франции, войны в Крыму, оказавшейся слишком затратной по части человеческих и финансовых потерь. Именно Морни с его непонятным для тюильрийско-го двора русофильством, Наполеон поручит поиски путей примирения с Россией, где с февраля 1855 г. царствовал молодой император Александр II.

Кстати, о русофильстве Морни. В какой степени о нем можно (и можно ли) говорить всерьез?

Трудно дать однозначный ответ на этот вопрос. Скорее всего, истоки проросийских настроений у сводного брата императора французов следует искать в неприятии им курса на безоговорочное следование в фарватере британской внешней политики, характерное для Франции со времен Июльской монархии. Будучи тогда сторонником Франсуа Гизо (недаром Наполеон III, как бы в шутку, называл своего брата орлеанистом), Морни тем не менее, не одобрял проводимой министром иностранных дел Луи-Филиппа линии на достижение «сердечного согласия» с Великобританией. Морни полагал, что такое «согласие» в большей степени выгодно Лондону, нежели Парижу, чьи интересы нередко приносятся в жертву британским.

Вторая империя в значительной степени унаследовала традицию тесного взаимодействия с сент-джеймским кабинетом, что наиболее ярко проявилось в период обострения Восточного кризиса в 1853 г. Активными приверженцами этого курса в ближайшем окружении Наполеона III были императрица Евгения, министр иностранных дел Э. Друэн де Люис и министр внутренних дел В. де Персиньи. Именно они подталкивали императора французов к войне с Россией, вопреки предостережениям «пацифиста» Морни, который считал, что на Востоке Франция будет воевать не за свои, а за британские интересы.

Женевьева Жилль, публикатор переписки Морни с княгиней Ливен, называет его «убежденным англофобом» [139] . Если даже это определение и слишком категорично, то оно все же не лишено оснований. Опасаясь чрезмерного усиления Англии, Морни видел в России реальный противовес британскому влиянию, становившемуся опасным для интересов Франции. При этом, надо сказать, Морни накануне Крымской войны явно находился во власти преувеличенных представлений о военной мощи России, равно как и под обаянием внушительной фигуры Николая I, которого он считал единственным арбитром в Европе. Поэтому беспрепятственная высадка франко-британского экспедиционного корпуса в Крыму и последовавшая серия неудач русской армии явились для него полной неожиданностью и даже потрясением. В письме княгине Ливен от 30 сентября 1854 г. он признается, что все это для него «необъяснимо» и «невероятно» [140] . Но даже после падения Севастополя, уже не сомневаясь в поражении России, Морни тем не менее не изменил свой взгляд на нее, как на желательного партнера Франции.

Трудно сказать, были ли у него накануне и в период Крымской войны какие-то иные, кроме сугубо политических, мотивы доброжелательного отношения к России, – ничто, казалось бы, об этом не свидетельствует, – но все его дальнейшие действия подтверждают, что недаром в окружении Наполеона III он слыл последовательным русофилом.

Когда в Париже открылся мирный конгресс, Мории, оставаясь за кулисами переговоров, оказывал, как мог, поддержку графу Орлову и барону Бруннову. Поэтому никто в Париже не удивился, когда император Наполеон принял решение направить послом в Россию именно графа де Мории. «Ореол вокруг его происхождения, непринужденность и очаровательность манер, тонкий вкус, глубокое знание человеческой природы, умение нравиться и с блеском подать себя; Мории обладал редким сочетанием всех качеств, необходимых для исполнения той блестящей и трудной роли, которую ему предстояло сыграть», – отмечал французский историк Франсуа Шарль-Ру [141] .

Разумеется, столь высокий уровень посла был в полной мере оценен в Петербурге – как самим императором Александром, так и новым главой его дипломатии князем А.М. Горчаковым. Последний, как уже говорилось, заочно был знаком с Мории. Будучи посланником при венском дворе, Горчаков поддерживал с ним конфиденциальную переписку в целях скорейшего прекращения войны. Теперь им предстояло открыть новую главу в отношениях России и Франции. Одним словом, в Петербурге с очевидным интересом ожидали приезда Мории.

Завершив все необходимые приготовления, 4 июля Мории отправился в дальний путь, который ему предстояло преодолеть по железной дороге, а на заключительном этапе – в карете. В состав чрезвычайного посольства были включены десять дипломатов и восемь военных [142] . Среди первых – близкий к Мории депутат Законодательного корпуса граф Иоахим-Жозеф-Андре Мюрат, внучатый племянник, знаменитого наполеоновского маршала, графы де Л’Эспин и Велль де Ла Валетт, герцог де Граммон-Кадерусс, виконт де Симеон и др. В числе военных – бригадные генералы Лебёф, Фроссар и Дюмон, полковник Рель, капитан де Бофремон, лейтенант маркиз де Галифе – все участники Крымской кампании, что должно было подчеркнуть уважение французской армии к недавнему противнику на полях сражений. Одни члены посольства отправились вместе с Мории, другие присоединятся к нему в Берлине, где он сделает очередную остановку.

Выбирая маршрут следования, Мории решил на несколько дней остановиться в Висбадене, столице герцогства Нассау, где в это время проходила лечение водами вдовствующая императрица Александра Федоровна, супруга Николая I и мать царствующего императора Александра II. До замужества и перехода в православие ее звали Фредерика-Луиза-Шарлотта-Вильгельмина Прусская. Она была дочерью короля Фридриха-Вильгельма III и приходилась сестрой правящему королю

Фридриху-Вильгельму IV и кронпринцу Вильгельму, будущему германскому императору Александра Федоровна никогда не забывала о своих корнях и старалась воспитывать старшего сына, которому предстояло унаследовать престол, в германофильском духе. В Висбадене императрицу-мать, помимо свиты, сопровождал ее младший сын, великий князь Михаил Николаевич. В это время велись переговоры о его женитьбе на принцессе Цецилии Баденской.