В 15

00

закончив посадку, матрос теплохода убрал трап, отдал швартовые и теплоход, урча моторами, медленно отвалил от причала. Александр стоял у борта и наблюдал, как отдаляется речной вокзал. Ему показалось, что в толпе провожающих мелькнуло лицо его обидчика. Нет, не показалось. Вор действительно, стараясь быть незамеченным, стоял позади группы старушек и, виновато улыбаясь, смотрел на Александра. Потом он робко махнул рукой и исчез… У Александра от догадки защемило сердце – Алекс!

Теплоход был уже далеко, провожающие разошлись, а сутулый мужик все сидел на лавке причала, глядел на уменьшающийся в точку белый теплоход и слушал волны Северной Двины, шлепающие о причал.

Он вспомнил село, где родился, отца – высокого сильного эстонца, сосланного в Вятский край на поселение, мать – невысокую милую и тихую женщину, приятелей мальчишек, которых не видел уже более 15 лет. Сашку, появившегося на станции в образе бравого солдата, он узнал сразу, но подойти не решался, кружил около и наблюдал. Но тут представился случай, пошутить, который он, как «специалист» своего дела пропустить не мог. Бывало, в детстве Алекс любил разыгрывать Сашку и потом весело смеялся над тем, как он кипятился. Они часто тузили друг друга и, соревнуясь в силе и ловкости, барахтались на песчаном берегу реки Моломы.

Сашка был невысок, но крепок и настырен, Алекс наоборот худ и долговяз и соперничество их шло с переменным успехом. Алекс вспомнил, как он с Сашкой, забравшись на черемуху в соседнем огороде, объедались вязкими ягодами и как улепетывали потом от сердитой хозяйки по крапиве, больно обжигая голые коленки, как любили по вечерам на берегу реки жечь костер, печь картошку и болтать до потемок, пока матери не загонят их по домам.

Беззаботное детство кончилось, когда власти вновь арестовали отца, а заодно и мать. Мать была из местных, но сирота, родственников у них не было и Алекса отправили в детский дом. Оттуда он сбежал, потом скитался по области, промышлял воровством на железной дороге и два раза сидел в тюрьме.

Всю войну он проработал в лагере на лесоповале. Тяжелая жизнь сильно изменила его внешность: он стал сутул, лицо приобрело мужскую суровость, обветрилось, а глубокие морщины и шрам на брови изменили прищур его глаз. Мудрено было его узнать.

Теплоход тем временем подходил к Сольвычегодску и мысли Александра переключились на предстоящую встречу с родными. Вдали уже виднелась высокая колокольня собора с длинным острым шпилем.

43. На реке

Как-то летним вечером я услышал стук по батарее отопления – условный сигнал моего приятеля Олега, жившего этажом выше: «Та-Та-Та». Я взял ложку и так же трижды постучал по батарее. На стук «ТиТи»– предложения о встрече, я ответил согласием «ТиТи». Встретились на лестничной площадке и уговорились идти на рыбалку.

Ночью мы обычно рыбачили на подпуска с плотов. Подпуск -длинный шнур с 10…20 крючками, привязанными на поводках-жилках. Один конец подпуска с кормушкой топился с грузом и привязывался к плоту, а другой – свободный с наживленными крючками отпускался по течению. Сборы были недолги: накопав за сараем червей для насадки, взяв корзинки со снастями да по ломтю хлеба, мы отправились к реке.

Когда перешли деревянный мост через Вятку, уже стемнело. Было тепло и тихо. Прошли бор заречного парка, деревеньку Нахаловку и луг до начала плотов. На реке стояла моль – свободно плавающие бревна, сдерживаемые плотами– бонами с которых мы и собирались рыбачить. На боны можно было попасть, обойдя с берега метров сто. Напрямую было всего 7…10 метров и днем мальчишки перебегали на боны прямо по моли ловко и быстро, перескакивая с бревна на бревно. Я, было, собрался бежать, но Олег сказал, что пойдем в обход… «Чо слабо?» – спросил я. «Да нет. Просто я обещал бабушке не бегать по моли». Спорить с ним было бесполезно, и мы отправились в обход. Тут стоит рассказать об Олеге.

Олег был родом из Ленинграда. Перед войной в 1940 году он с мамой и бабушкой переехал в наш город, поменяв свою ленинградскую квартиру на небольшую отдельную двухкомнатную квартиру в нашем доме. Мать и дочь были типичной еврейской внешности. Олег был русоголов и совсем не походил на мать. Это обстоятельство не давало покоя досужным теткам нашего дома, вызывая среди них разные толки. Семья жила независимо и замкнуто и тактично пресекала все попытки вопрошателей выведать их семейные тайны. Ходили слухи, что эти женщины усыновили мальчика-сироту после гибели его родителей. Это было в духе времени, в какой-то мере объясняло причину их переезда и толки стихли. Олег соблюдал режим дня, был начитан и отлично учился в школе. Если наша дворовая братия в большинстве одевалась небрежно: носили универсальные шаровары на резинке, а рубахи донашивали от старших братьев и соседей, то Олег по погоде носил модную детскую одежду, любовно сшитую бабушкой по его размеру, всегда был чист, причесан и опрятен. Мать и бабушка не сдерживали его темперамента, и он как все его сверстники бегал во дворе, играл, катался на велике, ходил на реку. Однако в мальчишеские ссоры не ввязывался, был независим и самостоятелен, и лидером быть не стремился.

Перебравшись на боны, мы нашли подходящее место, развернули снасти, наживили крючки и опустили подпуска. Ночная река была сказочно красива. Черные с отблесками огней далекого города волны плескались у самых ног и огромная масса воды неслась под нами пропадая во мгле ночи. Постояв немного, мы отправились на берег. Облюбовав на лугу стог сена, и сделав в нем небольшую нору, забрались туда в надежде вздремнуть пару часов. В норе было тепло, мягко и уютно. Дурманеще пахло сено, и тихо переговариваясь мы задремали. Неожиданно услышали чьи-то шаги и ощутили дыхание собаки, которая обнюхивала наши ноги. Замерли в страхе. Видимо охотник прошел мимо свистнул и отозвал собаку. Все затихло и мы уснули. Проснулись, когда светало. Низины луга были заполнены туманом и его белые клочья плыли по реке. Умывшись на берегу и съев по куску хлеба с водой из реки, мы пошли проверять подпуска.

Когда поднимаешь подпуск, тревожно и радостно замирает сердце. Есть! На натянувшемся шнуре «стучала и водила» неведомая пока добыча. С восторгом и азартом снимаем с крючков мелкую рыбешку, но вдруг шнуры наших подпусков оказались запутанными, а в глубине забилась большая рыбина. Тащили вместе, уже не разбирая мелочи. Это оказался огромный судак. Ощетинившись жабрами и всеми своими острыми плавниками, он клацал зубастой пастью и яростно сопротивлялся. «Попался голубчик, теперь не уйдешь!» Но чей он? Все перепуталось. Мне показалось, что судак попался на подпуск Олега. Говорят: «Нет зависти чернее рыбацкой» и я сказал: «Ты разбирай, а я пойду досыпать. Через час Олег вернулся к стогу с разобранными и аккуратно смотанными снастями и бросив судака на траву небрежно сказал: «Твой оказался».