Следующим в списке стоял зелёный: зелёная ванна, раковина, туалет и обклеенная зелёными обоями комната с зелёной дверью. Я жаждала света, размышляя, не стало ли наше решение о покупке дома большой ошибкой – моей ошибкой.

– Абстрагируйся от всего, – сказала я Пи Джею, когда он впервые осматривал дом несколько месяцев назад. – Вообрази, что мы уже закончили: получится прекрасное, просто замечательное семейное гнёздышко. Мы могли бы перестроить сараи, спилить то дерево, расшириться вот здесь…

– Мы ещё не наремонтировались? Не уверен, что хочу снова в это ввязываться, – признался он.

После командировки Пи Джей казался уставшим и был не в настроении. Он прошёлся по саду, то ли чтобы подумать в одиночестве, то ли чтобы прийти в себя после смены часовых поясов; уж не знаю. В тот год мы вернулись из Франции после трёхлетних «приключений» с восстановлением старинной фермы в Лимузене, прихватив с собой кошку, годом ранее прибывшую в почтовом вагоне. Это была красивая кошка, худенькая, с тёмными отметинами на шелковистой шёрстке. Видимо, она добралась до нашей фермы на перекладных – не найдя ей хозяев, мы взяли её себе. Кошка оказалась прелюбопытным персонажем: ходила за нами везде, как собака, даже когда мы отправлялись прогуляться или прокатиться на лошадях. Бежала на свист Пи Джея и развлекала нас, пока мы работали на ферме. Она была нашим счастливым талисманом: когда мы уставали от работы, Меоска взбиралась на дерево или балансировала где-нибудь с таким комичным видом, что мы не могли удержаться от смеха. Она стала нашим другом.

Во Франции мы временами вели уединённую жизнь. Тёплое время заполняла куча дел и посетителей, а вот зима тянулась долго и очень тяжёло: в один год температура опускалась до минус семнадцати, а снега намело так много, что работать с лошадьми было практически невозможно. Меоска столько раз меня утешала, что покинуть Францию без неё казалось немыслимым.

Пока мы жили там, Пи Джей занимался европейскими продажами в американской финансово-аналитической фирме и продолжал работать, когда мы вернулись в Великобританию. Пока я охотилась за жилищем на все времена, он занимался бизнесом и только-только прилетел на ночном самолёте из США, когда я показала ему дом, в который влюбилась и в котором видела столько возможностей для нас. Даже вид на окрестные холмы, напоминающие Италию, где мы когда-то подумывали поселиться, оказался скрыт, ожидая, чтобы его открыли. Впервые за многие годы я чувствовала себя дома.

Я не могла винить Пи Джея за то, что он не разделял моих восторгов по поводу нового дома: мы столько вложили в предыдущее жилище, что перспектива начинать всё с начала его, мягко говоря, пугала. Я понимала, что увлеклась, но мне было всё равно: дом оказался единственным в своём роде. Впервые осматривая его, я нашла укромный уголок за высоким деревом в саду, натолкнувший меня на мысль, каким должен стать вид. Чтобы сделать из этого дома уютное семейное гнёздышко, предстояло как следует потрудиться, но это было возможно. Дом напрочь обветшал и местами выглядел довольно неприглядно, но всё казалось исправимым. Работа предстояла долгая, что было не самой привлекательной перспективой, но с учётом цен других вариантов не предвиделось. В моём воображении наш будущий дом выглядел идеальным.

Мы с Пи Джем познакомились, когда мне исполнилось восемнадцать, поездили от Мексики и Венесуэлы до Италии и Франции, но вернулись и, поженившись, поселились в нескольких милях от того места, где я выросла. Я знала, что хочу начать историю нашей семьи здесь. Здесь мы были дома.

Тумпти-Тум, акварель, июль 2014

Мы с Пи Джем познакомились на чьём-то дне рождения, в День взятия Бастилии. Он привлёк моё внимание, когда я подъехала к обсаженной деревьями дорожке, ведущей на вечеринку. Одетый мушкетёром, он с уверенным видом перемахнул через забор, откинув волнистые тёмно-коричневые волосы с лица и нахлобучив на голову шляпу с длинным пером. Я следила за ним взглядом, пока он не смешался с пёстрой толпой под брезентовым шатром.

Зайдя внутрь и поболтав с хозяевами, я посмотрела план рассадки и направилась к столу, чтобы оставить сумку. И вот: на углу деревянного стула я увидела повисшую шляпу. А вскоре рядом со мной уселся и мушкетёр.

– Привет, я Пи Джей. Старый друг сестры Энди. А тебя как зовут? – Он потряс мою руку, глядя на меня ярко-голубыми глазами.

Мне хотелось узнать всё на свете об этом красивом мушкетёре, и я завалила его вопросами. Пи Джей ответил на все, изучая меня добрыми глазами.

– Я вырос на ферме в северном Линкольншире, но после университета устроился трейдером ценных бумаг в Лондоне.

– Ты и сейчас этим занимаешься?

– Уже нет. Ушёл, чтобы отправиться путешествовать. Азия, Мексика.

– Мой брат ездил в Мексику. Я бы тоже хотела.

У нас с Пи Джем было похожее деревенское детство – у него есть брат и сестра, у меня брат, – но нас разделяла очень большая разница в возрасте. Пи Джей оказался на одиннадцать лет старше, а я только готовилась к поступлению.

– Я должна пройти кулинарные курсы, а потом с удовольствием бы прокатилась, – сказала я ему. – Просто не знаю, с чего начать.

Пи Джей очень отличался ото всех мужчин, которых я встречала: рисковый и интересный. Мы говорили о местах, которые я мечтала увидеть, о моей любви к искусству, животным и кулинарии, о том, что раньше я хотела стать скульптором, а ещё увлекаюсь фотографией. Сначала в моих мыслях о нём не было ничего романтического из-за разницы в возрасте; мне казалось, что Пи Джей просто добр ко мне, ведь на той вечеринке я почти никого не знала. Но чем больше мы с ним болтали, тем больше он мне нравился, и тем сильнее хотелось, чтобы он обратил на меня внимание. Мы танцевали, несколько раз прерываясь из-за моего бдительного братца. Но он разговаривал с Пи Джем почём зря: я чувствовала себя в безопасности. Теперь, вспоминая тот вечер, я понимаю, как много он значил, какие перемены маячили на горизонте. Конечно, тогда я просто наслаждалась моментом. Пи Джей поцеловал меня у забора, где я впервые его увидела, и пригласил поехать с ним в Мексику. Не знаю, почему я так спокойно отнеслась к идее отправиться в совместное путешествие с незнакомым человеком.