— Донни, а Лео с Рафом сейчас?

Майки отвлекается от фонарей, не выдержав напряжения, висевшего в тесной кабине машины.

— Да, — голос брата как треск электрического разряда — сухой и резкий. — Разбери кузов.

Майки минуту смотрит на профиль Донни, по которому, как лазер, мелькает фонарный свет, и молча уходит назад, чтобы распихать по полкам разбросанный в кузове хлам.

***

Это был один из самых-самых хороших дней в Майкиной жизни — наигравшись со старшим братом, он пообедал, а потом ушел в свою комнату и упал на кровать.

«Надо что-то для Лео сделать! Что-то такое, чтобы он сразу понял, что он мне важен очень. Больше всех».

Закрыв глаза, Майки какое-то время просто лежал, размышляя, чем бы порадовать брата, а потом задремал, свернувшись клубком и прижав к себе лоскутную подушку.

***

— Что ты натворил?!

Майки подскочил за столом и опрокинул баночку с краской, торопливо оглядываясь.

— Ди? Ты напугал меня. Зачем ты прокрался…

— Что ты наделал? — Донни огромными глазами смотрел брату через плечо. — Это же… это…

— Это я Лео рисовал, чтобы его порадовать, — Майки начал стирать пальцами разлитую гуашь. — А ты подкрался и все испортил.

— В его книге? — Донни схватился за голову. — В его Энциклопедии? Майки, ты совсем с ума сошел? Ты же знаешь, как он ей дорожит. А ты…

Сердито обернувшись, Майки вскочил и уставился брату в глаза, уперев руки в бока.

— «А ты»! — передразнил он Донни и показал ему язык. — А я Лео важнее всего на свете, в отличие от вас, если хочешь знать! Ему ничего-ничего для меня не жалко — он сам сказал. И я решил сделать ему подарок.

— Но не так же! — Донни все еще не мог оторвать взгляда от разложенной на столе книги, чью страницу украшало намалеванное гуашью солнце и множество синих точек. — Ты ее испортил.

— Нет! — Майки замотал головой, сжав кулаки. Ну, как его бестолковый брат не понимает очевидного?! — Я сделал ему подарок. Сюрприз! Лео сядет читать свою Энциклопедию, перевернет страницу…

— И увидит желтый блин с кучей синих клякс! — закончил за него Донни. — Точно обрадуется до поросячьего визга.

— И увидит большое солнце и тысячу звезд! — Майки, казалось, даже не услышал его. — Ты просто ничего не понимаешь!

Донни сердито мотнул головой и вышел, захлопнув за собой дверь, оставляя брата наедине с испорченной книгой.

Майки вздохнул ему вслед и уронил руки, постоял минуту, потом обернулся и долго рассматривал свой рисунок. До разговора с Ди ему казалось, что теплое солнышко улыбается со страницы, а звезды уж точно вот-вот упадут, чтобы можно было загадать желание… Лео же любит звезды.

А теперь в луже желтой гуаши словно смешалось все, как в кривом зеркале, выставив его картину бездарными детскими каракулями в безнадежно испорченной книге старшего брата, который единственный ничего-ничего не жалел для Майки.

***

«137… 138… 139… А вдруг Раф…»

Майки мотает головой, отгоняя от себя даже призрак подобной мысли.

Если не думать — ничего не случится. Плохое всегда приходит, когда про него думают, так что надо просто выкинуть это, прогнать, забыть… этого не было, это не случилось…

— Ди, а вдруг Раф… вдруг он… — слова срываются с языка против воли, словно выброшенная мысль мстит Майки за свое изгнание.

Сухой хрип-стон вылетает сквозь сжатые зубы брата, как шипение змеи.

— Ты что, не слышал меня? — Донни давится словами, но глаз от дороги не отводит, только еще сильнее впивается пальцами в потрепанную оплетку руля. — Лео сорвался с крыши…

***

— Я еще не дочитал, — Майки уставился в потолок, ковыряя пальцем в ладони, и покачал ногой. — Можно она еще у меня побудет?

Лео вздохнул, сел рядом с ним на кровать и уперся локтями в колени.

— Я просто тоже хотел почитать, — признался он. — Про самураев. Мастер сегодня после тренировки рассказывал легенды, и мне так захотелось побольше узнать про них…

Майки виновато моргнул, но к брату так и не повернулся, делая вид, что очень увлечен изучением наклеенных на стену газетных вырезок.

«А вот вдруг Ди прав оказался? И я все испортил? Я всегда все порчу, как Раф говорит, и Лео сейчас тоже скажет, что я самый бестолковый и бесполезный, и разрисовал его книжку, и больше ничего мне не даст никогда…»