На тело медленно, но верно навалилась тяжесть, после всего, что произошло, и теперь очень хотелось спать. Никаких открытий мне не хотелось. Асмодей гладил меня по голове и что-то тихо говорил насчёт мироустройства, а я кивала, но с каждым разом всё реже и реже. А потом и вовсе задремала, убаюканная его голосом, теплом, пением птиц и приглушённым шумом поселения, что доносился снаружи. Снов не было. Думаю, что Роберт постарался сделать всё, чтобы я отдохнула.

*

Когда я проснулась, были сумерки. Я не могла понять, проспала я до вечера или уже наступило утро следующего дня. Роберта рядом не было. К’хари лежала на прежнем месте и практически не шевелилась. Я лишь чувствовала её хриплое дыхание. Она открыла глаза, посмотрела на меня и, видимо, снова уснула.

Я зевнула, поднялась с соломы, отряхивая подол платья, решила вернуться в дом. Холодно не было, но оставаться одной тоже не хотелось. Зато очень хотелось пить. В горле першило так, что я то и дело сглатывала вязкую слюну. Пройдя едва ли не половину пути от ванной, я услышала голос Роберта и затормозила. Опыт подсказывал мне, что прежде чем попробовать прервать беседу, стоит сначала понять, важная ли она, и насколько уместно моё появление в комнате, где она ведётся.

— Ю, я не знаю что мне делать, — тихо говорил Асмодей. — Я не хотел всего этого для неё, как ты не понимаешь. Вначале я относился к ней, как к очередному человеку, который приходит и уходит. Но потом понял, что она… — он что-то забормотал, судорожно хватая воздух ртом, словно находился на грани истерики. — Он будет в очередной раз играть, как делал это со мной. Она светлая и добрая, такая нежная и… Он превратит её в такую же мерзость, болото, как меня!

Мне хотелось выйти к ним, чтобы забрать Асмодея и поговорить с ним где-нибудь наедине, но непонятное желание откровений, которые могут прозвучать сейчас, останавливало меня.

— Ох, Зухар, мой мальчик, — мягко рассмеялась Юаниэль, которая, видимо, сидела рядом. — Ты ведь не со зла это делал.

— Она ведь тоже… — он опять сорвался на стон. Даже не видя Роберта, я знала, что он сейчас сидит, схватившись за голову. — Я стёр ей все воспоминания, Ю. Она ничего не помнит. Ничегошеньки. Но я ведь помню. Представь себе, когда ты смотришь в глаза человеку который… Ю, я не могу так, не могу…

— Малыш, но ведь она выбрала Велиала.

Асмодей, видно, кивнул, потому что было тихо. Юаниэль не сразу начала снова говорить:

— Зухар, ты должен ей всё рассказать. Верни ей память. Если она тебя до сих пор любит, я уверена, что всё наладится, — библиотекарь что-то отрицательно простонал. — Да, это тяжело, я знаю. И нет никакой гарантии, что всё вернётся к тому, с чего вы начинали, но ты же понимаешь, что если она станет спутницей короля официально…

— Ю, я не могу поверить, что между ними что-то может быть, — не выдержал Роберт, срываясь на громкий шёпот. — Она не такая, чтобы быть с ним ради всего того, что он может ей дать, она слишком чиста для всего этого… Ты же видела её, разговаривала с ней!

Или я не до конца проснулась и это слуховые галлюцинации… Или… Роберт влюблён в меня?! Причём далеко не платонической, как я предполагала, любовью.

Я едва не сползла вниз по стене. Все эти взгляды с его стороны, все эти приступы паники и ревности, все эти знаки нежности и внимания были не проявлением отцовской заботы. Я слепая дура, которая не понимала, что творится под самым носом. Мне стало нечем дышать. Что за воспоминания, которые он уничтожил? Что тогда произошло? Целый год выпал из памяти. Я не помню, что происходило между нами целый год — не помню ни одного разговора, ни одной встречи, даже в библиотеке. Словно Асмодей куда-то уезжал, словно его вовсе не было в моей жизни.

— Подслушивать — нехорошо, — услышала я сзади знакомый хриплый голос Загана и едва не взвизгнула. Рука легла мне на плечо, и меня пронзил магический разряд, насильно погружающий в апатию. Он хотел было пройти в гостиную, но, поравнявшись, остановился и наклонился к самому уху. — Каждый принесёт свою жертву на этой войне, девочка. Жертва Асмодея — это его любовь к тебе. Ещё неизвестно, что судьба уготовила для тебя.

— Это не моя война, Заган, — неожиданно для себя я назвала короля по имени, но он даже не переменился в лице, словно так и надо было. Я не ожидала, что вообще смогу произнести хотя бы слово в таком состоянии, но смогла и теперь не могла остановиться. — Ты пустил под нож целый город ни в чём не виновных людей из-за вашей долбанной делёжки власти.

— Казадор, рационально пожертвовать одним человеком ради сотни?

Я знала ответ на этот вопрос. Старая игра теоретиков, что зачастую никогда не имели дела со смертями вокруг лично. Мне совершенно не хотелось говорить на эту тему, но Заган продолжал выжидающе смотреть на меня. Вздохнув, я ответила:

— Чем больше выживет, тем лучше, — нехотя прошептала я.

— Один или тысяча? — снова спросил меня король.

— Один.

— Один или миллион? Столько ведь жило в Атланте?

Я сглотнула ком, который встал в горле, но промолчала.

— А если один человек — это ты? Тебе проще умереть за миллион, так ведь? Некоторые из тех людей, что я встречал, цеплялись за жизнь и готовы были пожертвовать миллионом ради себя любимых, это их полное право. Но я знаю, что ты примешь смерть ради миллиона, посчитав, что это единственный разумный выход, только проблема в том, что ни ты, ни Велиал часто не смотрят вперёд настолько далеко, насколько это возможно. Один человек и один падший ангел, Казадор, — вот цена для твоего города. Но есть цена и у Тёмного трона — это равновесие между Геенной и Эдемом. И поверь, и те и другие выживут без Гайи. Она будет им полем для сражения, и когда война закончится, ценой для двух миров будут все жители твоего родного мира и проигравшей стороны. И теперь я снова спрошу тебя, девочка, один или миллион?