Шрифт:
«Ленин» вошел в залив Иеддо. «Ленин» подошел к берегу. «Ленин» ждал разрешения разгрузиться. Но на борту «Ленина» не сверкали стальные, дальнобойные, борт «Ленина» не был зашит в бронированную юбку, пароход «Ленин» пришел только с добрыми намерениями, и к министру иностранных дел в Токио не приходили затянутые в дипломатические смокинги шантажисты и не показывали хороших снимков в иллюстрированных приложениях.
«Ленин» скромно стоял в порту, дожидаясь разрешения помочь бедным, голодным, обескровленным людям.
Дикки и Сакаи пробирались по улицам юрода к гавани. Они шли, зорко всматриваясь в лица проходивших, и особенно внимательно оглядывали русских. Они уже знали, что «Ленин» готовится к разгрузке, и надеялись пробраться на борт парохода.
Они пришли к разрушенной пристани. На берегу работали по восстановлению мола, а по заливу скользили сампаны, нанятые для очистки гавани. Постепенно залив очищался от непролазной затхлой грязи. На рейде заманчиво блестели антенны и трубы военной эскадры и любопытные коммерческие суда англичан и французов, зашедших специально из интереса к катастрофе в иокогамский порт.
Много купцов, почуявших залах хорошей наживы, привезли на своих шхунах продовольствие. Они со злобой смотрели на благотворителей, сбивавших им цену.
— Видишь, вон там красный стяг!
— Вижу, — ответил Сакаи.
Они видели своими глазами судно, пришедшее оттуда.
Вовсе не нужно знать русский алфавит и русский язык, чтобы прочесть одно слово на всех наречиях мира, произносимое только двумя интонациями. Эти пять букв наполнили сердца Дикки и Сакаи неиссякаемой дружеской теплотой и железной энергией.
Они, загипнотизированные своей волей, шли прямо к стягу с серпом и молотом. Каждый шаг на метр приближал их к желанной цели.
На борту судна бритый худой капитан и представитель Владивостокского Комитета Совета Рабочих, Крестьянских и Красноармейских Депутатов думали о другом. Им казались очень подозрительными поведение и долгое молчание японских властей…
— Стойте, ваш пропуск! — коротконогий, одетый в хаки полицейский солдат преградил карабином дорогу.
Дикки и Сакаи повернулись и пошли назад. Они хорошо запомнили место, где стоял «Ленин».
Худой капитан и представитель Владивостока беспокоились. Наконец, долгоожидаемые японские таможенники соблаговолили явиться. Спокойные, подозрительно косящие по сторонам своими бельмами, наглухо зашитые в серозеленые френчи.
Они ходили, осматривали, записывали, спрашивали. Таможенники, по инструкциям, полученным свыше, искали агитационную литературу.
— Мы будем принуждены, капитан…
— Да, пожалуйста!
— …просить вас распаковать по вашему указанию несколько тюков.
Капитан переглянулся с представителем Советов, секретарем профячейки и секретарем комячейки.
— Хорошо! — ответил он.
По указаниям начальника контроля из трюма на палубу вынесли несколько ящиков и тюков. Их разбили и расшили. Кроме продуктов, японцы, несмотря на колоссальную подозрительность и злобу, ничего не обнаружили.
Они о чем-то пошептались друг с другом. Начальник контроля опять обратился к капитану.
— Вы нас очень обяжете, показав каюты.
Опять капитан и все, внимательно следившие за желтой группой русские, переглянулись.
— Прошу! — бросил он.
Они отправились осматривать каюты. В каютах щупали вещи, просили матросов развязывать свой багаж, и они с едва скрываемым презрением слушались и показывали.
Осмотрев каюты, проверили кубрики, камбуз и переворошили все книги в библиотеке.
Не нашли ни одной бумажки на английском и японском языке. Все печатные произведения, попадавшие им в руки, были на русском языке, а на такую литературу запрещения не было. Правда, попалась книжка английско-японская, но очень безобидная, справочного характера.
Исчерпав всякую возможность придраться, оскорбив моряков, как никто никогда нигде не оскорблял людей, облеченных человеческими полномочиями благотворительности и помощи, таможенный контроль, не выдав никакого пропуска и не сказав ничего определенного, сошел на берег.
В управлении таможен контроль встретили два блестящих джентльмена, небрежно пускавших дым из своих трубок. Они что-то буркнули начальнику контроля, тот растерянно развел руками и сразу сбавил тон…
Через несколько дней, в Москве, газеты на первой полосе, в левом верхнем углу, под общим заголовком «Японская катастрофа» сообщали последнее радио: