Но именно в этот момент мальчик увидел отца и бросился к нему.

– Я тут с твоим боевым товарищем познакомился, он говорит, что ты особенный.

Стен не успел удивиться и поймать бросившегося к нему мальчика, как кресло развернулась. Безумная, дикая улыбка сияла на лице Ричарда.

Стен не мог понять, что именно чувствует, но ужас и растерянность отчетливо блеснули в его сознании. Сердце испуганно замерло, и он внимательно посмотрел на Артема, но маленький мальчик явно не чувствовал никакой тревоги, не был напуган и был живым и любопытным, как прежде. Он говорил и делился всеми своими новыми впечатлениями.

Тогда Стен вновь посмотрел на Ричарда, но ничего зловещего в нем не заметил. Парень улыбался, но в этой улыбке была лишь печаль, но никак не злоба.

– Я увидел тебя из окна и удивился, - произнес Ричард, - Не поверил, что что-то могло случиться, вот и познакомился с твоим сыном. Он удивительный ребенок, буквально уникальный.

Стен еще раз посмотрел на сына и ласково потрепал по волосам смущенного мальчика, но промолчал.

– Ладно, идите уже, - бросил Ричард спеша развернуть свое кресло и направить его в сторону своего отделения.

Ричард был действительно сложной натурой, и это не было той выдуманной сложностью, за которой прячутся обычно подростки, путаясь в своих эмоциях и мыслях. Ричард же очень хорошо знал и понимал свои эмоции, принимал свои странности, но по опыту знал, что все это ему лучше оставлять при себе. Однако и Стен кое-что мог понять.

– Погоди, давай мы тебя проводим.

– Не утруждайтесь, - буркнул парень и с силой толкнул колесо, пытаясь ускориться, от столь неловкого резкого движения, коляска нелепо дернулась и напротив стала.

– Ну ладно тебе, Ричард!
– воскликнул Артэм, бросившись к юноше.
– Из-за этих цепей, тебе не удастся быстро управиться с этой штуковиной, а нам не трудно тебе помочь, правда, папа?

– Правда, к тому же, я хотел заглянуть к тебе, - признался Стенет.

Он даже не заметил цепей, что больше не приковывали руки Ричарда к кровати, зато они тянулись от одной руки к другой, как и прежде существуя лишь для того, чтобы сдержать Тьму.

– Зачем я тебе сдался, - пробормотал Ричард, пряча глаза.

Однако помощь он явно принимал, складывая руки на коленях. Вот только забинтованные руки дрожали и старались спрятать цепи в покрывало.

Стен вздохнул и посмотрел на сына.

– Артэм, мне очень надо поговорить с Ричардом наедине, ты можешь спуститься по этой лестнице, подождать меня внизу?

Артэм посмотрел на отца, затем на Ричарда и только потом на указанную лестницу. Он явно дул губы и не скрывал недовольства, однако подчинился и только у самой лестницы заявил обернувшись:

– Если бы была возможность, я бы с радостью стал тебе другом, Ричард.

После этих слов он быстро побежал по лестнице, слыша отчаянный безумный смех Ричарда.

– Почему ты смеешься?
– спросил Стен, сдвинув кресло в нужном направлении.

Он не мог видеть лица подростка, однако смех оборвался и тихий голос произнес:

– С такими, как я не дружат, таких, как я боятся.

– Не говори глупостей, не все могут просто тебя понять.

– Заткнись ты, сам испугался пару минут назад.

– Так вот почему ты так реагируешь. Позволь мне объяснить.

И вместо того, что бы вести его дальше, свернул в сторону большого балкона, считая его отличным местом для беседы.

– Мои странные реакции не связаны с тобой. Надеюсь, я могу быть с тобой откровенным и говорить то, чего я не говорил другим?

Он посмотрел на удивленного Ричарда и закурил. Ответа не было, но тот взгляд черных глаз, который следил за ним, был куда откровеннее, любых слов.

– Меня измучили страшные сны, в них я вижу себя с черными глазами, это сделало меня нервозным.

– А что тебе говорил тот ты?
– заинтересованно спросил Ричард.

Казалось, он ожил от этого признания и словно что-то понял или стал предполагать, но сам факт явно не удивил его.

– Он говорит, что он и есть я, но пожалуй оставим это и поговорим о другом.

– О чем же?

При этом он спрашивал так, словно ни о чем другом не могло быть интересно поговорить.

– О тебе. Я конечно не могу утверждать подобного, но мне кажется, что тебе нужна помощь.

Ричард прищурился и прикусил губу, явно напрягаясь. Та живость, открытость и даже можно сказать - беспечность, возникшие после признания тут же исчезла, словно возникшая надежда окончательно растаяла.