Иоанн Васильевич назначил днём венчания и принятия им царского титула 16 января 1547 г. Приказывая известить об этом Москву, он ясно и точно поручил Шуйскому, хотя и ненавистному, но всё же умнейшему слуге, пригласить и семейства бояр в Успенский собор, где обширные хоры были предназначены для женского пола.

Для оповещения Москвы и её пригородов о готовившемся важном государственном событии понадобился большой отряд барчуков. Впрочем, все боярские дети, в числе которых было немало и седобородых, охотно явились на казённый двор за высокими посохами и горластыми шапками. Выслушав краткий наказ, где и что оглашать, барчуки разошлись по всей белокаменной, увлекая за собой народную массу, жаждавшую услышать новость большого значении. Вскоре посохи глашатаев показались над морем голов: и Посаде, в Заречье, на ходовых стенах Китай-города, на Лобном месте, у Фроловского подворья, возле Неглинных ворот и всюду, где было много людей. На торжках яблоку негде было упасть. Народ особенно осаждал церковные паперти, на которых у всех на виду возвышались горластые шапки. По разрешению митрополита колокольни щеголяли одна перед другой малиновым звоном.

Барчук у Благовещения возвещал:

— Ведайте, православные, что великий князь всея Руси Иоанн Васильевич вознамерился покрыть главу свою венцом Мономаха и принять царский титул, как то подобает властелину могучего царства. Всем русским людям и иноземцам дозволяется прийти через неделю к храму Успения. Старые люди войдут в храм, а молодые станут там, где укажут дьяки и привратники. Слышно вам, православные, как радуется сему делу духовенство? Не зазорно бы и вам опуститься на колени и помолиться о здравии великого князя всея Руси и о даровании ему победы над супротивниками православных.

По приказу Шуйского барчуки должны были лишь кратко возвещать о предстоящем деле, но редкий из них обошёлся без отсебятины. В то же время ни один из них не мог ответить на раздававшиеся в толпе вопросы: «А как насчёт женского пола? Допустят?»

После Иоанна III остался трон из слоновой кости, изукрашенный лалами и яхонтами; теперь он был выдвинут из казны к празднеству второвенчанника Иоанна IV. Шуйскому, тогдашнему обер-церемониймейстеру было трудно составить, не имея примеров в прошлом, полную программу венчания. Нельзя же было ограничиться одним хождением к гробам предков. Разумеется, ему было известно, что первое место в регалиях церемониала принадлежало короне, а затем бармам и скипетру, но ему и в голову не пришло, что византийцы почитали непременной принадлежностью церемониала пояс, богато вышитый руками девицы — дочери всечестных родителей.

Поистине, на боярышню Анастасию Романовну снизошло свыше вдохновение приготовить для его царского величества собственноручно художественную опояску. Накануне венчания из усадьбы князя Сицкого вышла группа под предводительством мамы. В группе золотошвейные детишки несли с особой бережностью полотенце, обёрнутое в дорогие шёлковые материи. У дворцовых ворот стражники скрестили было алебарды, но мама распахнула душегрейку и не без повелительного величия указала на золотую гривну. Алебарды разнялись и опустились.

Свою маленькую свиту мама остановила в нижней хоромине, куда и пригласили, по её приказу, дежурную верховую боярыню. Последней она объяснила, что боярышня Анастасия Романовна шлёт великому князю пояс, без которой, по книжным сказаниям, византийские цари и не приступали к обряду восхождения на престол. Хотя боярышня по своему мастерству могла почитаться на Руси первой золотошвеей, но всё же мама просила от её имени не осудить строго её сердечный дар, если в нём не всё окажется достойным царя всея Руси.

Вышедшая к маме боярыня отличалась завистливым нравом, но и она не могла не ахнуть от изумления, когда золотошвейные детишки развернули пояс. Орлята и ястреба, вышитые шемахинским шёлком, казались, несмотря на их миниатюрность, готовыми вспарить под небеса. Парили и херувимы. Львам не доставало только, чтобы они зарычали. По летописным сказаниям, такую чудную вещь изготовила в своё время царица Анна для Багрянородного, а Иоанн Васильевич, по преданиям, заверенным патриархом Иосифом, считал себя потомком царицы Анны, и Апокалипсис будто бы предвещал нарождение от неё царя, которому Господь вручит шестое царство.

В это время ко дворцовому подъезду прискакала конная группа с великим князем во главе. Мама опустилась на колени и преподнесла пояс.

— Приехали монахи греческие со Святой горы и остановились, как всегда, в нашей усадьбе, — объясняла мама тогда как Иоанн Васильевич с любопытством разглядывал преподнесённую ему вещь. — Узнав о предстоящих торжествах, они поведали, что при венчании на царство пояс имеет такое же значение, как и корона. Византийские василевсы, всходившие на трон не опоясавшись, всегда были несчастливы. Константин, сдавший Царьград туркам, пренебрёг старым обычаем, и оттого пострадало всё царство. Они, т. е. монахи, привезли с собой древний пояс, долго лежавший на гробе великого святителя, и готовы уступить его великому князю за малую цену. Моя Настя, осмотрев пояс, нашла в нём какой-то изъян и отчитала греков по-своему: «Не нужно-де нам торжковское изделие; у нас-де в Москве лучше изготовят». После этого греки больше о поясе не вымолвили ни слова. С того часа Настя три дня постилась и молилась на свои пяльцы, да как принялась за вышивку, так вот сам, Государь, оцени её усердие.

— Чем же отблагодарить твою доченьку? Впрочем, завтра сам увижу её на торжестве...

— Она не будет.

— Почему?

— Не звана, Государь. Сестрица её, княгиня Анна Романовна звана, а она не удостоена.

— За эту выходку поплатится мне князь Шуйский! Позвать его сюда.

— Почему не звано семейство Захарьиных на завтрашний праздник?

Князь Шуйский очень смутился, не мог же он оправдаться тем, что запамятовал.

— Государь, ты повелел звать только истинно боярские семьи, а главой у Захарьиных состоит окольничий.