А кто больше знает о том, где живут те или иные, чем местный продавец? И соседка, не только оповестила их о том, где мы живём, но и о том, что я гулящая, мать разведёнка, семья неблагополучная и всё в таком роде.

Мама, шедшая из магазина увидела их уже у калитки, они стояли неуверенно переминаясь, не решаясь открыть её. Мама спросила к нам ли они и пригласила проходить в дом. Так произошло первое знакомство мамы с его родителями.

Так вышло, что в этот день я наварила большую кастрюлю борща, с расчётом на два-три дня. И сделала пельмени. Я очень любила лепить свои пельмени. Оказалось, что не зря.

Они как раз и пригодились к обеду.

Если у свекрови и были планы смириться с моим существованием и мирно относится к выбору сына, то наговоры "доброй" Мани, а потом выходка отца, их перечеркнули.

Нужно сказать, что Виталькина мать, всё что готовила хорошо,это пироги. Остальное ей не задавалось. То перепарится и слишком упреет, то недожарится. Бывает так у некоторых людей, всё делают отлично, но если готовить не любят, то вкусной еды от них не жди. Особенно щи, которые она готовила в русской печи с плотно закрытой крышкой, отчего запах капусты был удушливым.

Поэтому, когда отец съел первую тарелку борща, он попросил: -Дочка, а налей-ка мне ещё, да погуще. Я конечно обрадованная бросилась исполнять, не заметив её посеревшего и насупившегося лица. А он, словно нарочно ел и нахваливал:

– Учись, Клавдя, вот как нужно готовить, а не бурду, как ты.

Разве может быть для женщины большее оскорбление, чем пренебрежение её стряпнёй и унижение перед сопливой девчонкой. Вот так я, сама того не желая и нажила себе злейшего врага. Ибо, когда бы мы потом не приезжали в деревню, она демонстративно бросала фартук на табурет и со словами, "готовь сама, чтобы не есть мою бурду," уходила с кухни. Получалось, будто это я сказала ей такие слова.

А после обеда мы вместе с ними пошли к дедушке, где уже бабушка кормила всех своими кулинарными изысками и развлекала гостей.

Но Клавдия Семёновна, сидела насупившись, отвечала односложно, мусолила весь вечер один пирожок, отламывая от него по маленькому кусочку и крепко сжав в нитку губы. Зато отец с дедом весело беседовали. Дед распрашивал о жизни в совхозе, об урожаях о прочем.

Ему эта жизнь была и интересна и хорошо знакома, поездил по деревням, нарезая землю.

Потом мы шли обратно. Мать всё рвалась поехать домой, но и отец и Виталька сказали ей, что в Бронницах на вокзале до утра сидеть будешь и она затихла. Наутро они уехали, оставив тяжесть на душе. 15 марта я пошла на приём к гинекологу и загремела в больницу на сохранение.

На сохранении я пролежала полтора месяца,не без приключений, из-за которых чуть не лишилась ребёнка.

К тому времени, как меня положили в больницу я потеряла в весе и объёме очень много, это вместо прибавки. То есть девушка носившая 52 размер одежды, не худенькая нужно заметить, дошла до 46. При нормальном положении это отлично, а при беременности ни в какие ворота.

Поэтому и положили. Нужно было остановить токсикоз и дальнейшее похудение. Есть я на тот момент могла только хлеб, солёные огурцы банками и пить чай с вишнёвым вареньем. Более организм ничего не принимал, отторгал. Так что всю еду, которую готовила, сама не ела. И не могла спокойно, без эксцессов проходить мимо магазинов, где торговали рыбой. Реакция шла мгновенная.

Естественно всех обслуживающих нас предупредили, чтобы мне ничего рыбного в рационе не давали, а в четверговый рыбный день у меня был отдельный стол.

Мне кололи витамины и какие-то препараты, необходимые для исправления положения.

Не знаю зачем, но одна из нянечек, явно не по забывчивости, а специально,(все наши женщины ходили в столовую, а мне еду доставляли в палату), подложила мне под горячую картошку-пюре, вниз кусок селёдки. Для меня ничего ужасней быть не могло.

Когда я съела первое и взяла в руки тарелку со вторым, я не сразу почуяла запах селёдки, а только когда тронула картошку ложкой. В нос мне ударил аромат и моментально последовала реакция. У меня началась жестокая рвота. Уже вся пища вылетела, а позывы не останавливались.

Меня выворачивало на сухую. В этот момент вернулась одна из соседок по палате и тут же бросилась за врачом. Преодолели они этот приступ с большим трудом. Длился он более 40 минут, я задыхалась и корчилась, пока не унесли картошку.

Врач , увидя что мне дали, немедленно вызвала эту няню. Она отнекивалась, но всё было в наличии, так что отпираться было бесполезно.

Пришёл заведующий отделением. Он, выслушав о происшедшем, тут же заявил этой нянечке, что она уволена, если не умеет обращаться с больными и делает им во вред.