Трансформация общественных отношений, как на уровне хозяйственной практики, так и прослеживаемая в экономической теории, позволила использовать капитализм для большинства членов общества. Каким образом капиталистическая общественная система осуществила технологическую эволюцию, приведшую к тому, что Ж. Делёз назвал "мутацией капитализма", - от капитализма концентрации ради производства и собственности к капитализму сверхпроизводства? Если общества надзирания и принуждения времён "Капитала" К. Маркса завоёвывали рынки путём создания дисциплинарных пространств, понижения стоимости товаров и специализации производства, современный капитализм захватывает контроль, фиксирует обменные ставки и видоизменяет продукцию. Наряду с развитием техники основанием "мутации капитализма" послужило то обстоятельство, что общество это система с рефлексией, изменяющая саму себя, реализующая механизмы не только собственно научно-технического развития, но и механизмы осознанных социальных преобразований. Осознание капитализмом своей социальной функции произошло в результате рациональной оценки экономической эффективности комплексного изменения системы хозяйствования и социальных институтов. К. Маркс, а затем и В. И. Ленин оказали "услугу" современникам и потомкам, разъяснив, в чём должно заключаться главное направление экономического и государственного развития капитализма. Обществу предстояло создать массового потребителя, способного обладать высоким покупательным спросом. Этот потребитель будет заинтересован в развитии, а не уничтожении капитализма, причём в развитии таком, какое проявляется в неизменном повышении уровня жизни большинства членов общества, а не только верхушки имущественной пирамиды. Другого выхода быть не может - экономическая теория К. Маркса и Ф. Энгельса недвусмысленно эксплицирует, чем завершается стихийное, неконтролируемое политическими и экономическими социальными институтами развитие капитализма. В. И. Ленин, в свою очередь, практически доказал, каким социальным взрывом чревато массовое обнищание населения в периоды кризисных явлений или затяжной войны.

Дисциплинарное общество осознало свою социальную функцию, когда Ф. Д. Рузвельт взялся за осуществление нового курса, с которым сочеталась принципиально новая экономическая теория спроса и государственного экономического регулирования - "Общая теория занятости, процента и денег". Её автор британский экономист Дж. М. Кейнс считал, что экономика не столько наука о мышлении в терминах моделей, сколько искусство выбора моделей, соответствующих постоянно изменяющемуся миру. Проанализировав причины и последствия изменения стоимости денег, влияние инфляции на распределение доходов, зависимость между ожиданиями в изменении цен и процентными ставками, учёный сделал вывод, что приоритетом денежно-кредитной политики является поддержание стабильности внутренних цен, а не завышение курса национальной валюты, как это делало английское правительство после первой мировой войны. При этом Дж. М. Кейнс настаивал на отсутствии автоматической балансировки между ожидаемыми сбережениями и инвестициями и высказывал мнение об ошибочности трудов К. Маркса в научном плане и бесполезности их для капитализма 1930-х гг. Между тем именно в стимулировании выхода из депрессии за счет роста покупательной способности населения при условии использования государственных средств и состояло открытие Дж. М. Кейнса. Он полагал, что рост потребления создаёт рабочие места и тем самым способствует оздоровлению экономики. В открытом письме Ф. Д. Рузвельту, провозгласившему две цели своей политики - реформы и оздоровление экономики - он писал:

"Следующее размышление относится к технике самого оздоровления, объектом которого является увеличение национального продукта и занятости населения. В современной экономической системе всё производимое выпускается для продажи; и объём производства зависит от покупательной способности, взятой по отношению к первоначальной стоимости продукции, которая, как ожидается, поступит на рынок. В широком смысле, и увеличение производства поэтому зависит от величины покупательной способности, взятой по отношению к первоначальной стоимости продукции, которая, как ожидается, поступит на рынок. В широком смысле, производство поэтому не может возрасти, пока не заработает хотя бы один фактор из трёх. Людей следует побуждать тратить больше из тех доходов, что у них есть. Это побуждение может исходить либо из мира бизнеса, либо из возрастающего доверия к будущему, либо из низкой процентной ставки: всё для того, чтобы создать дополнительный текущий доход у наёмных работников, что и происходит, когда увеличивается переменный либо постоянный капитал страны. Также и общественная власть может быть призвана для оказания помощи в деле обеспечения дополнительного текущего дохода путём расходования заимствованных средств либо денежной эмиссии. В трудные времена нельзя ожидать, что первый фактор будет сколько-нибудь существен. Второй фактор начинает работать как вторая волна атаки на последствия кризиса после того, как началось восстановление за счёт денежных расходов общественной власти. Вот почему только от третьего фактора мы можем ожидать первоначальный основной импульс" [8].

Для решения поставленных задач требовалось государственное вмешательство в экономику - не тотальная государственная монополизация отраслей промышленного производства, а правительственное регулирование жилищного строительства, сельского хозяйства, военно-промышленного комплекса, создание необходимой для бизнеса инфраструктуры. Другими словами, планирование в умеренных масштабах, какое было осуществлено Ф. Д. Рузвельтом. Таким образом обществу было задано направление перехода от властных технологий с открытым характером, открытость которых состоит в явном надзирании и принуждении к труду, к властным технологиям, которые манипулируют людьми, соблазняя их как потребителей. Принуждение становится скрытым, надзирание превращается в контроль, осуществляемый при помощи высоких технологий, которые собственно и характеризуют вступление в постиндустриальную эпоху инновационных решений. С развитием информационных технологий традиционные факторы производства - земля, труд и капитал - потеряли былое значение и уступили его другому источнику прибавочной стоимости и наращивания капитала - знанию.

Монетаризм и рейганомика: "шаг вперёд, два шага назад" в постиндустриальной экономике обществ контроля

Отношение к кейнсианской модели к середине 1970-х гг. стало определяться качественно новым уровнем развития техники и производительных сил. Новый уровень потребления размыл границы классового деления общества на капиталистов и рабочую силу. В развитых странах число наёмных работников, приобретающих на заработную плату не только предметы потребления, но и средства производства (путём скупки акции предприятий), а также вкладывающих свои сбережения в государственные и корпоративные долговые обязательства, стало сравнимо с числом рабочих, не владеющих акциями и облигациями. Однако уровень жизни и тех и других не позволяет причислять их к описанному К. Марксом пролетариату. Не удивительно, что М. Тэтчер называла Дж. М. Кейнса "динозавром", а Р. Рейган с 1983-го года стал реализовывать политику, основным принципом которой стало дерегулирование. В экономической науке восторжествовали волновая теория Ф. фон Хайека и монетаризм М. Фридмана. Стабильности цен начали добиваться на путях неинфляционного роста количества денег, ограничив способы государственного регулирования экономики налоговым и бюджетным механизмами. Для постиндустриального общества, когда равновесные цены и объемы производства сразу реагируют на изменение ситуации, к примеру, на появление новой технологии, это был тактически оправданный шаг, позволяющий дать новый импульс предпринимательству и добиться достижения известных политических целей. Монетаристская денежно-кредитная политика, при которой изменения роста денежной массы определяют изменения интенсивности роста номинальных доходов, и возникла в обществе с высоким уровнем жизни и таким уровнем развития производительных сил и производственных отношений, какой приводит к тотальному господству информационных технологий.

Вместе с тем дерегулирование экономики и отсутствие существенных социальных гарантий со стороны государства не может не усиливать имущественный разрыв в обществе. Рост благосостояния населения США и стран Западной Европы обязан не столько монетаристским мерам, сколько общей тенденции развития техники и глобализации, выводящей социальное напряжение вовне - в страны "третьего мира". Однако этот якобы высокий уровень жизни относителен и при детальном рассмотрении оказывается спорным. Так, в результате осуществления монетаристского денежно-кредитного контроля над потреблением работодатель фактически отменил "семейную ренту" - негласное соглашение, по которому наёмный работник получал заработную плату, позволяющую ему содержать жену и детей. Накануне американской промышленной революции 1830-х гг. филадельфийский профсоюз предупреждал своих членов:

"Противьтесь привлечению к труду ваших женщин всеми доступными вами средствами и всеми силами! Мы должны получать достойное вознаграждение за свою работу, чтобы содержать наших жён, дочерей и прочих домашних... Капиталисты хотят заставить трудиться каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребёнка; не поддадимся же на их уловки и не позволим им забрать у нас семьи!" [9].

Как отмечает П. Дж. Бьюкенен: "При сельскохозяйственной экономике рабочим местом был дом, где муж и жена вместе трудились и вместе жили. В индустриальной экономике мужчина покидает дом, чтобы работать на фабрике, а жена остаётся и приглядывает за детьми. Сельскохозяйственная экономика подарила нам многочисленную семью; экономика индустриальная ввела в обращение семью-ячейку. А в постиндустриальной экономике оба супруга работают в офисе, так что с детьми дома оставаться некому - да и детей может вообще не быть" [10].

Общество, в котором оба супруга вынуждены (или соблазнены) трудиться, чтобы обеспечить детям достигнутый ими, в том числе и за счёт долгосрочного кредитования, уровень жизни, вряд ли может считаться обществом социального благоденствия. В нынешней ситуации мирового кризиса капитализма "государство всеобщего благосостояния" по-прежнему остаётся целью социального прогресса большинства цивилизованных стран, хотя модели экономического управления наиболее успешных в этом отношении государств - Швеции, Норвегии, Лихтенштейна, Монако, Швейцарии, Новой Зеландии - по причине своеобразия их экономических или природных условий не могут быть образцовыми для остальных.