— Мы пришли вас проводить! — крикнул в мегафон Вяча.

— Спасибо, дорогие!

На мачте теплохода вился отходной флаг. Команда, судя по всему, готовилась к отплытию.

Нежданно-негаданно подошёл буксирный пароходик «Белуха». На нём всё ещё был капитаном уже знакомый экипажу «Ласточки» Карпыч.

— Ого, здорово, старик! — приветствовал Карпыча боцман. — На одном конце четыре узла. Всё ещё плаваешь?

— Да куда же я брошу свою дролюшку?! А ты в рейс собрался? Ну, да ты ещё молодой. Счастливо плавать! Три фута под килем! — закончил Карпыч добрым моряцким напутствием.

«Белуха» прошла, не застопорив ход. Да и ход-то у неё, у «старушки», был самый черепаший.

Боцман ещё с минуту поговорил с матросами «Ласточки» и поспешил на полубак, на своё место при отходе. Капитан и вахтенный штурман уже были на капитанском мостике.

Послышалась команда отдать швартовы. Нос теплохода стал медленно отдаляться от причальной стенки — знакомые всем ребятам минуты.

Степан Иванович был занят, и юные матросы снизу его не видели.

— «Кучин» отойдёт, тогда и увидим, — сказал Слава.

— Давайте споём на прощанье дяде Степану песню, — предложила Рита. — Только какую?..

— Ясно какую — «Вечер на рейде», — сказал Вяча.

— Так ведь там поётся «Уходим завтра в море», а тут сегодня, сейчас.

— Это ничего, — успокоил Антон. — Запевай, Рита! Только, ребята, погромче подпевайте, чтобы на палубе «Кучина» было слышно.

Рита запела звонко и высоко:

Песня ожила над большой рекой и, подхваченная всеми матросами «Ласточки», набирала силу.

За фальшбортом показался Степан Иванович. Он неистово махал фуражкой.

Услыхав песню, к борту собрались все не занятые на вахте члены команды «Капитана Кучина». Они дружно подхватили:

Капитан стоял на крыле мостика и улыбался. Он не был ни седым, ни боевым. Он был совсем молод и войны не видел.

А тем временем теплоход уже вышел на полный фарватер и лёг на основной курс. «Ласточка» сопровождала его. И казалось, словно крепкими швартовыми канатами соединяет огромный теплоход и маленький шлюп моряцкая песня.

Провожая Степана Ивановича в далёкое плавание, члены экипажа «Ласточки» желали ему счастья и три фута под килем. Семь узлов на одном конце, минус старый боцман, плюс новый боцман, капитан, как всегда, в уме!

Добро, боцман Рябов! Добро, маленькие матросы!

Живут на нашем Севере сказки и легенды, смелые и героические, затейливые и мечтательные, светлые и улыбчивые. Великое множество их, сестриц-волшебниц. Весело и вольготно живут они. Живут в теремах резных-узорчатых, в простых крестьянских избах и на сценах сельских клубов, на рыбацких станах, в чумах и на базах оседлости пастухов-оленеводов. И владеют сказки и легенды на Севере огромными землями. От древнего города Великого Устюга раскинулись их владения по могучей и раздольной Северной Двине, по медвежьим берегам Беломорья, по неохватным ягельным [1] просторам ненецкой тундры до самого Камня-Урала и по далёким заполярным островам до хмурого и сурового батюшки-Груманта — Шпицбергена.

Много-много сказок и легенд, былин и сказаний на Севере, но никто не знает их больше, чем старый Степан Егорович Поморцев.

Большой океанский теплоход отправлялся в рейс — к далёкому заполярному острову.

Палуба теплохода была заполнена пассажирами, а причал — провожающими. Те и другие перекликались, о чём-то напоминали друг другу. Слышались напутствия и пожелания счастливого плавания. Царило то пёстрое, весёлое, а иногда и чуточку чем-то тревожное оживление, какое обычно бывает при отплытии большого пассажирского корабля.

Одним из последних на борт теплохода неторопливо поднялся маленький, но плечистый, бородатый и гривастый старик, похожий на колдуна-лесовика. А ещё он чем-то напоминал старого-престарого седого моржа. За плечи старика, словно цирковая обезьянка, цеплялся тощий парусиновый мешок с карманами, обшитыми полосками коричневой кожи. В одной руке пассажир держал старый чёрный плащ-дождевик, в другой — такую же старую чёрную шляпу.

Хотя старик и походил на колдуна, его никто не испугался, даже маленькие дети, которые были и на теплоходе и на причале. Наоборот, многие пассажиры старику обрадовались. С теплохода его приветствовали. А молодой капитан судна даже сошёл с мостика встречать нового пассажира. В этом большом портовом городе Степан Егорович был старожилом, и все жители хорошо его знали.

Да, этого колдуна звали просто — Степан Егорович Поморцев. И был он известен всей стране своими сказками — весёлыми, хитроватыми, причудливыми и чуточку растрёпанными. Необыкновенные его сказки пронзительно пахли хвоей сосен и ёлок, растущих на высоких береговых сопках Беломорья. Они искрились кристалликами торосистых полярных льдов. И наполнялись северным шумом: криками белой совы и раз войной чайки-бургомистра, посвистом пуночки, недовольным рёвом его заполярного величества белого медведя и завыванием бесноватой и мстительной пурги — хад. А потом в сказке вдруг наступала не то мирная, не то коварная и гибельная тишина штилевого холодного океана и вековечной мерзлоты.