Шрифт:
«Пока зима и нет пароходов, нужно избавиться от Хатанзея, чтобы он и не помышлял о списках, — решил Лебяжий. — Для такого дела Теняко подходящий человек…»
В предвыборные дни Хатанзей часто выезжал в другие становища. На этот раз он поехал на восточную сторону, к метеорологической станции, где поблизости расположились стойбищем несколько ненецких семей.
Хатанзей провёл собрание ненцев вместе с русскими метеорологами, собрал наказы островному Совету и возвращался на упряжке домой, в Медвежье.
Едва он отъехал километров пять-шесть, как услышал позади чуть уловимый шум нартовых полозьев, потом крики.
«Должно, из стойбища или со станции догоняют, — подумал председатель и попридержал оленей. — Видно, забыли что-то сказать».
Лёгкий ветер дул с северо-востока, в спину Хатанзея, и он хорошо расслышал голос с настигающей его упряжки:
— Эй, председатель! Погоди-ко!
Хатанзей хореем затормозил нарты. Шедшая сзади упряжка поравнялась с ним. В темноте полярной ночи Иван различил на нартах двух человек, но не узнал их.
— На моих олешках катаешься?! Вот и пришло время взять их мне обратно.
Теперь Хатанзей узнал: кричал Теняко.
Над заснежённой пустыней в тишине выстрел хлопнул тонко, как удар бича, коротко и резко.
Хатанзей упал на нарты и крикнул на оленей. Он ждал второго выстрела, но его не было. Упряжка Хатанзея понеслась. Иван чувствовал острую боль, терял силы. Вероятно, он на какое-то мгновение потерял сознание, выпустил хорей, свалился с нарт.
Напуганные выстрелом олени умчались. За ними на своей упряжке погнался Теняко. А над раненым Хатанзеем склонился так и не узнанный им человек.
Удар ножом был таким же резким и коротким, как выстрел.
Теняко нагнал упряжку Хатанзея и вскоре вернулся. Лебяжий (а это был он) вскочил на вторые нарты, и упряжки рванулись на северо-восток.
На снегу остался лежать Иван Хатанзей, первый председатель островного Совета.
Теняко арестовали и судили за убийство, в котором он скоро сознался. Лебяжий долго скрывался на острове. Потом нашли его растерзанный медведем труп.
Свой колхоз ненцы назвали именем погибшего президента острова.
— Илюша, покажи мне чум.
— Какой чум?
— Чум, в котором ненцы живут.
— А где же я тебе его возьму? Чумов здесь давно нету. Все мы, ненцы, в домах живём. Здесь посёлок, называется «База оседлости».
— Ох, а мне так хотелось посмотреть настоящий чум!
— Чумы теперь только в стадах, далеко. Там пастухи живут.
Алексей Кириллович уже ушёл на станцию, на работу. Сказочник дома не ночевал: гостил у старого Хатанзея, записывал легенды.
— Куда собрались? — спросила Вера Андреевна. — Далеко не ходите — слышишь, Игорь?
— Не беспокойтесь, тётя Вера, мы только по берегу погуляем немножко.
Илюша, конечно, знал: заикнись он о поездке на лодке, тётя Вера Игоря и Наташу ни на шаг из дому не отпустит.
Втроём они вышли из дому и отправились на берег. Недалеко от дома стояла метеостанция — домик с четырёхскатной крышей, башенкой и бесчисленными, всех видов антеннами. Над башенкой неторопливо кружились робинзоновы полушария — четыре полуопрокинутые чашечки на стержнях — и так же медленно юлил флюгер. Наташа залюбовалась робинзоновыми полушариями, остановилась.
Вдруг из-за метеостанции взлетел большой желтоватый шар.
— Смотрите, смотрите! — закричала Наташа. — Воздушный шарик!
— Никакой не шарик, а обыкновенный зонд, — важно сказал Игорь.
— Какой зонт? — удивилась Наташа. — Воздушный шарик. У нас такие на праздники продают, разноцветные — красные, синие, зелёные. Игрушечные.
— Никакие не игрушечные, — настаивал Игорь. — И не зонт, а зонд. Для наблюдений.
— Не спорь, Наташа, — примирительно сказал Илюша. — Он знает. У него отец начальник на станции.
Воздушный шар-зонд поднимался всё выше и выше, медленно отклоняясь на северо-восток, и наконец совсем скрылся.
— Ветер юго-западный, — так же солидно и авторитетно заявил Игорь. — Хорошая погода будет.
— А ты откуда знаешь? — чуть уязвлённая, спросила Наташа. — Ты тоже наблюдатель?
— Не наблюдатель, а знаю. — Игорь замолчал, раздумывая, стоит ли объяснять девчонке: всё равно ничего не поймёт. Потом он пробормотал будто для себя: — Юго-запад всегда несёт хорошую погоду, а юго-восток — всегда дождь или снег. А северо-восток, раньше его норд-остом называли, по-иностранному, — ветер холодный, не сильный, а резкий, противный.