Шкода икнул.

«Она как узнала?.. Я же еще Герману даже не отзвонился». Герман – это очень крупный товарищ в сфере скупки и продажи краденного (это не Шкодин профиль). И незаконно найденного (а вот это как раз по Шкодиной части).

Его взгляд метнулся к стене: там, за шкафом, его главная находка нынешней «командировки» – корявая палка с вензелями и рунами.

Она проследила за его взглядом:

– Ну, давай, что ль покажи старушке что откопал…

– А как узнали-то?

Старуха состроила гримасу, которая, вероятно, должна была обозначать улыбку:

– Ворона на хвосте принесла…

– В смысле – сорока? – поправил было старуху Шкода, но тут же понял, что зря: бабка прищурилась недобро, пальцы плотнее сомкнулись вокруг черного набалдашника, а ему померещилось, что на его собственном горле.

Он дернулся, отскочил к стене. Хватка ослабла, стало легче дышать.

– Ты не скачи зайцем, ты находку свою покажи, – примирительно прошептала старуха.

Шкода, стараясь не поворачиваться к гостье спиной, обогнул комнату, всунул руку между задником шкафа и стеной, нащупал бумажную упаковку, потянул за ее край. В его руках оказался узкий сверток, примерно метр в длину, бережно завернутый в несколько слоев газеты.

Старуха протянула руку к нему, на мгновение замерла, словно опасаясь чего-то, черты смягчились, и будто помолодела она, хохотнула:

– Ты где нашел-то это, археолог липовый?

– В Заповеднике, – голос стал хриплым, сухим. – Который «Столбы»… Че, фигня? Новодел? – расстроено спросил он.

Старуха сделала резкое движение, сверток выскользнул из Шкодиных рук и, проплыв несколько метров по воздуху, плавно опустился в ее костлявые руки.

– Э! Э! – запротестовал Шкода. – Вы че задумали?!

– Да не визжи ты! – старуха сорвала газеты, бросила поверх Шкодиных брюк. В руках у нее оказалась изогнутая деревянная палка длиной в метр или чуть больше, толкая у основания, с искривленным в форме медвежьей лапы навершием. От основания вверх спиралью тянулся тонкой змейкой ряд засечек, едва заметных черточек и кругов.

Старуха бережно, почти любовно, погладила палку:

– Тот, да не тот, – буркнула она, и будто вспомнив о замершем в нескольких шагах от нее Шкоде, бросила ему: – Так где ты, говоришь, нашел-то ее?

– В «Столбах». Там, на территории, развалины есть. Частью затоплены, частью разрушены. Вот, там и нашел. А что это?

– Посох мой…

– ЧЕ? – Шкода вытянул шею. – Че вы несете-то?

Бабка привстала и направилась к выходу.

– Эй, посох оставьте! Он мой! Я его нашел! – старуха, не спеша, прошла через комнату. При последних словах замерла. – Хоть денег за него заплатите! По всему ж видно, старинная вещь!

Бабка обернулась. Горло Шкоды опять перехватило, дышать стало трудно. Он схватился за спинку кресла.

– Деньги любишь, – голос старухи шелестел.

– Кто ж их не любит! – прохрипел, едва переводя дух, Шкода.

Старуха повернулась к нему, оперлась на трость, указала на него посохом:

– А на службу ко мне пойдешь? Я хорошо заплачу.

Дышать стало легче. Словно отпустило его что-то неведомое.

– А че-ж не послужить, если заплатите. Че делать-то надо…

Старуха прищурилась:

– А то же, что и всегда: копать, где велю. Делать, что скажу. Пойдешь?

И Шкода согласился. Бабке очень посох какой-то нужен был, не тот, что он под Красноярском нашел. Другой.

Вчера, перед походом к тетке-искусствоведу она позвонила ему, сказала, что тоже приехала в Красноярск.

– Поддержу тебя, дружок, – сказала голосом, от которого у Шкоды все обмерло внутри.

И сейчас он ждал старуху Ирмину в ее покоях. Пришел с отчетом.

«Бабка все напутала», – пульсировало в висках. – «Посоха по тому адресу нет, они все там перевернули. Тетка-искусствовед исчезла. Доча ее суматошная вообще – финиш – растаяла на глазах. Вот просто как стояла посреди кухни в своем отстойном свитере, так и пропала».

Бабка после его сумбурного рассказа ушла, недовольная, а ему оставалось только ждать.

Он встал, походил по комнате. Десять шагов туда-обратно.

Снова сел.

Не выдержал, встал, и открыл окно.

В тесную комнатку ворвался ароматный морозный воздух, разбавив жгучей свежестью дурноту и поднял настроение. Он дышал, наслаждаясь прохладой, как вдруг, будто прямо из-под земли выросла рядом с ним старуха Ирмина, аж черная от злости. Она оттолкнула его, и, с треском захлопнув оконную раму прямо перед его носом, зло на него глянула: