Кэмпион, несмотря на свой изрядный рост выглядевший куда мельче своего спутника, снял очки и мягко взглянул на него.

— Все в свое время, дружище. Но проблеск есть. Я считаю, в этом лабиринте нужно сосредоточиться на двух отчетливых следах. Вопрос в том, ведут ли они к цели. Полагаю — да, но не уверен. А ты что думаешь?

— Порой меня берет сомнение, способен я вообще думать, или нет, — с горечью бросил инспектор Люк.

Стеклянные двери заведения Боулса были заперты, но свет ещё горел; тогда Кэмпион нажал звонок и стал ждать. Объективно говоря, у витрины был свой стиль. На ней стояла черная мраморная урна, которая резала бы глаз в любом другом месте, и два венка из восковых цветов под стеклом.

Кроме них единственным декоративным элементом была миниатюрная табличка с черным обрезом, украшенная надписью мелким, но изысканным шрифтом:

Только он задумался, что трудно представить себе ненадежное погребение, когда на лестничной клетке, видной через стеклянные двери, появился Боулс-старший. Тот, видно, встал из-за стола и ещё надевал пиджак, но явно спешил.

— Ах, это мистер Кэмпион! — радостно воскликнул старик, прижав лицо к стеклу. — Большая честь для нас. — И тут же лицо его приняло встревоженное выражение. — Прошу простить, что я задам вопрос личного характера, но надеюсь, вас привели не профессиональные интересы?

Кэмпион был необычайно любезен.

— Смотря кого из нас двоих вы имеете в виду. Нельзя ли на минутку зайти к вам на кухню поговорить?

Долю секунды широкое лицо оставалось непроницаемым, но так недолго, что Кэмпион едва успел это заметить, и его собеседник снова засиял от любезности и симпатии.

— Это большая честь для меня, мистер Кэмпион. Прошу сюда. Вы извините, я пойду вперед. — Он обошел гостя, и его голос вновь загремел на весь дом.

Спустившись по лестнице, они миновали длинный коридор, душный и затхлый после прохлады конторы. Боулс семенил очень маленькими шажками и говорил без перерыва:

— У нас тут скромно, но уютно. Мы с сыном так нагляделись на всякие церемонии, и притом отнюдь не вызывающие приятных воспоминаний, что в частной жизни предпочитаем простоту. Ах, я и забыл, что вы уже навещали наше скромное жилище в тот день, когда бедняга Лодж немного перебрал. — Он задержался, положив руку на задвижку узкой двери и усмехнулся так, что два передних зуба впились в нижнюю губу.

— Пожалуйте сюда, — он шагнул вперед и просто засиял от счастья.

— Как видите, мы одни, — сообщил он, приглашая в не слишком ярко освещенную кухню, забитую всяким барахлом. Кресло для гостя Боулс придвинул к столу. — Я думал, сын здесь, но видно он пошел ещё поработать. Золотые руки! Прошу, садитесь вот сюда, по правую руку от меня, так мне будет лучше слышно.

Когда Кэмпион сел, Джесси занял место во главе стола. Его седые кудри светились в полумраке, весь облик дышал спокойным достоинством. Теперь его самоуверенность, несмотря на деланную приниженность, стала ещё заметнее. Он восседал, словно пережиток прошлого, столь же гротескный и декоративный, как карета, запряженная четверкой лошадей.

— Лодж ушел, — сообщил он с хитрым блеском в голубых глазах. — Когда произошла трагедия по ту сторону улицы, он примчался сюда, потом распрощался и больше я о нем не слышал. Впрочем, вы об этом наверно знаете, сэр?

Кэмпион кивнул, но ничего не сказал. Джесси с поистине необычайной живостью и ловкостью отвесил поклон и зашел с другой стороны:

— Ужасная история! Бедняга Уайлд! Он, собственно, не был нашим другом, но ведь сосед! Мы оба с давних пор обосновались на этой улице. Я не пошел на предварительное разбирательство, но послал Роули просто из уважения к соседу. «Самоубийство на почве глубокой депрессии» — так это определили и, нужно признать, выразились весьма сдержанно.

Он сложил руки на клетчатой скатерти и опустил взгляд.

— Хороним мы его завтра утром. Не думаю, что получим за это хоть пенс, но постараемся сделать не хуже, чем хоронили бы вас, сэр. Отчасти мы действуем по велению сердца, отчасти — в интересах дела. Вряд ли вы подозревали, но трагедия эта для нас — наилучшая реклама. Собираются толпы зевак, все разглядывают, вот потому мы стараемся проделать все по высшему разряду.

Нота гордости, проскользнувшая в тоне хозяина, поразила Кэмпиона. До сих пор, — казалось ему, — в разговоре царила атмосфера непринужденной дружеской беседы. Рискуя её разрушить, он произвел пробный выстрел.