Геноцид против женского населения тоже вспоминался в «Истории Телепатопии», мало того, тут он представал, как отправная точка начала падения человеческого общества. А также выражалось совершенное непонимание того, как это произошло, даже предположений, что это было сделано при помощи машин, использованных ранее при восстании взбунтовавшихся, не выдвигалось. Дальше шла какая-то трудно перевариваемая муть о том, как собственно общество пало, а корпорация сохранилась. Честно говоря, Чарли решил, что историки писавшие учебник и сами не совсем понимали, как это у Телепатопии получилось при таких раскладах. Но тут что-то не сходилось. Чарли еще раз пробежал взглядом последние несколько страниц, касающихся конкретно этого периода истории, в обеих книгах. Да вот же оно!

Если предположить, что в обеих книгах ничего не напутано и не переврано то, выходит, что тогда, когда по версии Телепатопии человечество уже отправилось в забвение, по другой книге оно еще существует и у них даже начался период подъема после того, как появились какие-то «зеленокожие».

Тут Чарли осенила мысль, и он открыл первую страницу обоих учебников и посмотрел на голокалендарь на стене. «Так, выходит «История Телепатопии» издана… в этом году… а вторая… в позапрошлом. То есть это события еще совсем недавнего времени!» Несложно было прикинуть в голове, что Чарли с Линкой так или иначе застали еще существующее человеческое общество. Только они не помнят об этом. Чарли собирался было бежать вниз к родителям за расспросами. Он вскочил из-за стола и встал как вкопанный. В дверях стоял Саша и с интересом смотрел на него.

После полуминутной паузы незваный гость спросил:

— Спешишь куда-то?

— А что ты делаешь в моей комнате? — ошарашено спросил Чарли.

— Стою.

— И давно стоишь?

— Пару минут. Ты так увлеченно читал, что я решил пока тебя не тревожить.

— А как ты мимо моих родителей прошел?

— Молча.

— А почему они мне ничего не сказали?

— Потому что принципиально меня не замечают.

— Что? И они тоже? Да у тебя талант находить общий язык с людьми!

— О… ты даже не представляешь какой. Вероятно, среди обитателей этой планеты ты один со мной и разговариваешь. Нет, еще Линка. И всё.

— А почему тогда родители тебя вообще в дом пустили?

— Ну, ввиду вашего нынешнего положения, они не могут ограничить ваш круг общения, частью которого являюсь и я. Как бы им не хотелось меня отсюда вышвырнуть, я часть вашей забытой жизни, и могу только одним своим присутствием помочь вам вспомнить. Возможно, твои родители надеются, что ты вспомнишь, какая я сволочь на самом деле, и сам меня со временем выставишь.

— И первая монетка в копилку твоего сволочизма уже отправилась.

— Это ты о чем?

— Ты мне сказал, что книга, которую ты мне дал, запрещена на этой планете.

— Ну да, так и есть.

— А вот отец сказал, что на планете нет запрещенных книг!

— Ой, а ему-то откуда знать?

— Что значит «ему откуда знать»?.. а тебе откуда?

— Би, я тебя прошу, то, что твой отец не знает о присутствии этой книги на планете, еще не значит, что ее нет. Он тебе мог даже не соврать, это всего лишь правда с его точки зрения.

— А может книга и не запрещенная вовсе?

— А ты читал ее вообще?

— Да, только закончил.

— И что? Похоже на то, что она не запрещенная?

— Слушай… а как это определить?

— Да запросто! Сравниваешь с официальным источником информации, и если с ним расхождение лишь в мелких деталях, то значит книга нормальная, и авторы рассказывают тоже самое, но немного другим языком. А вот если неточности глобальных масштабов, вплоть до полного изменения сути рассказа и изменения ролей главных действующих лиц или сторон конфликта, если таковой имеется… — Саша многозначительно оборвал мысль.

— Что тогда?

— Тогда это значит, что ты держишь в руках как минимум неугодную для правительства точку зрения или же совершенно неугодную книгу. Ну вот, ты прочитал, теперь сам можешь судить. Сильно они отличаются или же нет?

— Ну… даже не знаю, вроде бы достаточно сильно…

— «Вроде бы»? Тут не бывает неуверенностей, они могут отличаться сильно или не сильно.

— Значит сильно… так, подожди… а на кой фиг ты тогда мне вообще ее дал?

— Так ты ж сам просил нечто подобное!

— До амнезии, да?

— Ну да!

— Зачем ты мне ее сейчас дал? Ты же совершенно точно сперва уточнил, что я ничего не помню, а только потом ее сунул.

— Ты к чему клонишь вообще?

— К тому, что это очень удобный повод сделать то, о чем я не помню. Я мог до амнезии и не просить тебя ни о чем подобном.

— Ух-ты, вот это ты придумал! И почему же, с твоей точки зрения я мог так сделать?

— Для того чтобы я начал сомневаться в лояльности корпорации.

— В лояльности по отношению к кому? Ко мне или к тебе?