- Мы – заголовки вчерашних газет, - говорит Елена, закрывая глаза. – Мы – просто сенсации, о которых на следующее утро забывают. Набор букв, за которыми спрятано событие. Мы – это обложки. Бренды. Шлягеры…
1.
Елена забывает, что она хотела вскрыться-открыться. Елена подмечает, что абсент на вкус терпко-горьковатый. Совсем как вкус испорчено-опороченной юности. Совсем как вкус разочарования каждую среду перед историей, когда Стефан процеживает ее любопытно-раздевающим взглядом. Или когда Стефан начинает спорить с учителем истории.
Елена забывает, что она хотела забыться-забиться в угол в каком-нибудь душном номере. Ей крайне не нравится, что Вселенную пытаются сжать до кубических размеров и загнать в эту клетку ее. А еще ей очень не нравится, что в эту клетку кто-то загоняет ее с кем-то.
Например, со Стефаном в кабинет истории по средам.
Например, с Мэттом в ее комнату по субботам поздно вечером, когда Дженна задерживается на работе.
Елена забывает, что она обещала быть дома к восьми. Елене хочется купить билеты в другие часовые поезда, чтобы отрезать себя от кубических пространств, липких прикосновений Мэтта и пронзительных взглядов Стефана.
Елена забывает, что обещала себе не возвращаться в отель «Кортиз», что обещала не глушить абсент, а потом мутными глазами выискивать кого-то, вглядываясь в каждого случайного постояльца, желая найти в нем что-то.
Что-то родное.
Елене жарко, и ее разум выкидывает блеклые картинки, в которых фигурируют Джереми или Дженна.
На самом деле, Елена устала заботиться о них.
На самом деле, Елена устала любить их.
На самом деле, Елене нравится абсент с его специфическим привкусом и ярко-зеленым колоритом.
— Это просто искусственная реальность, — она еле-еле ворочает языком, она почти не видит своего собеседника и точно не уверена, есть ли он вообще, но Елена отчего-то очень сильно хочет сказать эту фразу. — Это просто искусственные мы.
Елене жарко, и она медленно стягивает кофточку со своих худых, обнаженных плеч, на которых алыми бисерными нитями поблескивают маленькие царапины. Елене душно, и она собирает волосы, закалывая их заколкой, а выбившиеся пряди небрежно спадают.
В Елену кто-то нагло вшил несколько десятков разочарований, несколько сотен негативных эмоций. Из Елены кто-то выбил сентиментальность и наивность. У Елены бесцеремонно отобрали несколько штук надежд.
— Может, оно и к лучшему, — озвучивает вслух мысли Елены, прося повторить. Лиз отрицательно качает головой, смотря на гостью как-то снисходительно-понимающе, а Елена натягивает искусственную улыбку. Она в норме.
Она всегда в норме.
Елене одиноко. Она — пыльная. Ей хочется, чтобы кто-то возобновил ее. Стряхнул с нее пыль. Пусть ненадолго, но хоть на чуть-чуть.
Елена устала. Она вяло поднимается, чувствуя слабость во всем теле, такую покалывающую, как слабые разряды тока. Такую приятную, иссушающую, обезоруживающую. Она качается-идет по направлению к лифту, забывая о кофточке и сдаче. О ключах от своего номера, что остались на барной стойке.
2.
— Вам какой? — его хриплый голос Елена слышит где-то в отдалении. Где-то в отдалении она видит его, Джона Лоу, такого же уставшего и бессмысленного.
— Конечный, — она кривит губы в улыбке, опирается о стену и выдавливает из себя какую-то не совсем удачную пародию на флирт.
В действительности Елене хотелось бы большой любви, а не банальной привязанности на несколько ночей. В действительности Елена была бы не против стать одной из героинь тех сопливых романчиков, что она читала в свои пятнадцать. В действительности Елена была не такой уж популярной, не такой уж всем нужной.
Она была не такой.
— Мы — заголовки вчерашних газет, — говорит Елена, закрывая глаза. — Мы — просто сенсации, о которых на следующее утро забывают. Набор букв, за которыми спрятано событие. Мы — это обложки. Бренды. Шлягеры…
Джон не из тех, кто предпочитает нежность. Но Джон из тех, кто предпочитает привкус опасно-токсичного туйота на языке или его холодных капель на губах. Джон из тех, кто тоже хотел бы купить билеты в другие часовые поезда.
В другие часовые Вселенные.
— Мы — романы в гримерках, секс в туалетах, — Елена открывает свои мутные глаза. Елена медленно подходит к Джону. От него веет усталостью и кровью. — Ты понимаешь меня?
Ее голос проникает в его сознание, вызывая там какие-то дикие ассоциации, не совсем уместные. Ее голос растягивается на последнем звуке, замедляется в каком-то полустоне-полухрипе и взрывает остоебеневшее спокойствие.
— Мы — вчерашние обещания.
Елена пропитана абсентом. Елена пропитана безысходностью и болью. Елену хочется вспороть наживую, вырвать из нее все эти грязные дешевые фразы и вшить жестокость, благодаря которой Елены бы вылечилась.
Да Елену просто хочется.
Джон не из тех, кто предпочитает чувства. Но Джону нравятся ее обнаженные плечи, украшенные чьими-то царапинами. Джону нравится вырез декольте. Джону нравятся растрепанные волосы и пустые глаза.
Джону просто нравится.