Шрифт:
– Щиты видал, пенек дубовый? По его приказу поставили, чтоб, значит, прислугу гранатомета сберегать. Туда же: дуром под ядра и бомбы не лезет. И на награды бумаги не ленится написать, заметь.
– Сам с удачей, выходит, да с людьми делится.
– Поди ж ты: вот дуболом-дуболомом, а правильно сказать можешь.
– И еще чины пробивает. При нем наш Кулак из боцманматов в боцмана выбился.
– И то верно.
Глава 20
Капитан первого ранга Ергомышев напросился на учебные стрельбы, имея на то причины. Он прекрасно помнил разговор о французских броненосцах, и потому хотел получить полное представление о возможностях гранатометов. Правда, этот достойный офицер не попал на лекцию Семакова и, понятное дело, не знал очень многих деталей.
В свою очередь, наводчики с 'Морского дракона' давали свои пояснения. Они были примерно такими:
– Ежели дело учебное, так оно куда проще. Гранатомет, он с самоприцелом, ты лишь дай ему повернуться, да руки не суй, куда не надо. Разнесет цель по досточкам. В бою не забудь ствол самую чутку кверху подвернуть, иначе граната не взорвется. Так она стеньги снесет, паруса порвет, а о пожаре и вовсе молчу. Коль о мишенях, целить можно и пониже, это не беда. Но лучше так, как в бою, пусть рука привыкнет. Да следи, чтоб лотки полнехоньки были во всякое время, не забывай подгонять подносчиков и заряжающих. Вон подходим к первой, смотри ж.
'Херсонес' и вправду уже был на расстоянии поражения от первого щита. Тут уже скомандовал Семаков:
– Максимушкин, пали первым, да не забывай не только показывать, но и рассказывать.
Все до единого офицеры отметили, как стволы гранатомета чуть дернулись, поворачиваясь в сторону мишеней. Начарт пароходофрегата и сам дернулся, промолвив вполголоса:
– Эх, нам бы самоприцелы на орудия...
Максимушкин начал объяснять тоном, скопированным с командирского:
– Вот видишь, ствол по горизонту уже навелся, дистанция, сказать примерно, десять кабельтовых, так что вот до сих доверни, а потом...
Кое-кто из офицеров догадался глянуть на мишень в подзорную трубу. Но именно на мишень, поэтому заметить падающую с высоты двадцати сажен гранату было практически невозможно. Видно было лишь, как чудовищной силы взрыв, сопровождаемый огненным шаром, разносит щит.
Все офицеры, за исключением членов экипажа 'Морского дракона', дружно ахнули, а Ергомышев не выдержал, перекрестился и выдал мнение:
– Иисусе, да подобного удара и железная броня не выдержит.
Намек на возможное боестолкновение с французским броненосцем был более чем прозрачен. И Семаков тут же постарался охладить впечатлительного каперанга:
– Лев Андреевич, так ведь прямое попадание. В бою на этакое везение рассчитывать нельзя. И потом: для дальнейшего поражения надлежит отключать самоприцел, он-то наводится, напоминаю, на форштевень, а надобно пройтись вдоль всей палубы. И тогда промах становится более вероятным. Да вот вам пример: в нашем втором бою нацелились мы на фрегат, ему все стеньги и фок-мачту сбили, а все одно супостат ушел.
Начарт не упустил случая продемонстрировать в очередной раз вздорность нрава:
– Да как же вы не добили-с?
– Гранаты кончились, Степан Леонидович.
Ячменев вспомнил разговор о размерах боезапаса и не рискнул дискутировать дальше. Семаков, в свою очередь, не стал уточнять, что тогда гранатомет был один, а не два, да и гранаты другие.
Неопытность комендоров и наводчиков с 'Херсонеса', разумеется, сказалась, когда самоприцел отключили. Одну мишень разбили лишь с четырех гранат, другую - с семи. Правда, носовой гранатомет был рассчитан на шестидесятипятифунтовки, а кормовой бил двенадцатифунтовыми. Князь Мешков отметил, что в первом случае и прямого попадания не было, а лишь близкое накрытие. Мичман Шёберг, в свою очередь, напомнил, что более легкие гранаты будут запасены в большем количестве, и потому рекомендованы для поражения целей меньшего размера.
– ...для небольших кораблей с менее дальнобойными орудиями - то, что надо, господа. Таким и одной гранаты может хватить. Или, к примеру, добить поврежденный корабль...
При этих словах у капитана второго ранга словно что-то щелкнуло в голове. Он понял, наконец, о чем была та ускользающая мысль.
Пирогов не мог нарадоваться на новую помощницу. Он даже стал ее именовать не Дашей, а Дарьей, и по его примеру все, начиная от медицинского персонала и кончая больными и ранеными, стали делали то же самое. Девушка не только очень быстро научилась премудростям первой помощи при ранениях и контузиях - она ухитрялась чудесным образом успокаивать пострадавших, используя всего лишь доброе слово и касание рукой.