Шрифт:
— Нет никакой любви, чувак, и не надо из-за этого париться, — Тайлер был начитанным парнем, но без сленговых словечек обойтись не мог. Возможно, если бы он хотя бы в речи был более деликатным — к нему бы и относились лучше. — Любовь — это пустота, фикция, прах, пепел — называй тем словом, которое тебе больше нравится. Любовь — лишь красивое название для плотских утех. Это слово придумали поэты и попы, чтобы маленькие детки не знали, какими гадостями по ночам занимаются их родители. Знаешь, я однажды говорил с одним полицейским… Сейчас уже даже не вспомню как его зовут… Он сказал мне, что любовь живет три года. Вся эта бекбедеровская** галиматья, которой полнится Интернет, слегка подзаебала, не находишь? Вообще-то любовь будет длится ровно столько, сколько ты будешь желать свою партнершу, вот и все… А все эти слова про платонические высокие чувства и чистую любовь — лишь пустословие. Мне очень нравятся в этом отношении «Темные аллеи»***. Вообще-то я не любитель классики, но в том сборнике очень четко и откровенно все описывается.
— Да? — произнес Доберман после некоторого молчания. Он сделал глоток портвейна и внимательно посмотрел на своего собеседника. На шее Добермана все еще красовался рубец, вызывая ассоциации с жабрами. Мерзкими, слизкими жабрами, покрытыми волдырями. Неприятное зрелище, но постепенно привыкаешь и к замкнутости Добермана, и к его уродливому шраму, и к тому, что этот человек никогда не разбрасывается словами. — А как же сумасшествие, доведшее Джульетту и Ромео до смерти?
— Ой, да брось. Это сказка, а не реальная жизнь. Нет любви и никогда не было. Это просто сказка для взрослых; нашему отчаянному миру нужна мотивация, чтобы не подыхать каждый день. Нет любви. Есть симпатия, есть влечение.
— А почему же тогда люди следуют друг за другом? — не унимался Доберман. Во взгляде этого парня всегда появлялся этот странный блеск, который порой пугал самого Локвуда. Нехороший, какой-то пугающий блеск. Иногда Тайлеру казалось, что человек, сидящий рядом, имел способность проникать в чьи-то мысли. От этого взгляда внутри что-то переворачивалось. Казалось, что если ты продолжишь говорить с Доберманом — полностью примешь его точку зрения.
Локвуд решился продолжить.
— Фанатизм, — ответил он довольно бодро и непринужденно. — Под фанатизмом сокрыто много факторов: страх остаться одному, желание обладать именно этой девушкой, собственники и собственницы, сумасшествие, маниакальное влечение, психические расстройства. Понимаешь, все дело в человеческой психологии, вот и все. Не существует любви. Есть лишь фанатизм.
Доберман усмехнулся и снова перевел взгляд на танцовщицу. В свете прожекторов (красных, синих, зеленых, желтых) шрам на шее становился еще более уродливым. Локвуд тоже залил в свою глотку спиртное и, вальяжно расположившись в кресле, продолжил:
— Нам нужен секс, а бабам — наши деньги. Между полами существует безмолвный консенсус. Они нам дают, мы платим. Знаешь, что самое характерное? Сейчас все громче и громче становится гендерный конфликт. Женщины кричат о матриархате, а мужчины унижают феминисток. Но мы… Мы обоюдны. Мы погрязли в разврате, а они — в алчности. И кто из нас хуже? У грехов нет меры и степени. Все мы пали на этой гребаной планете, поэтому Бог, если он и существует, отобрал у нас свой подарок. Сдохла любовь, как безумная бездомная дикая кошка. Любовь придумана для того, чтобы скрыть действительность. А действительность такова: секс и холодный расчет, ничего более.
На сцену вышли местные «гангста-реперы». Добермана воротило от вида этих малолетних уличных наркоманов, которые строят из себя настоящих мужиков. Можно подумать, степень взрослости измеряется количеством шлюх в постели, употребленной наркоты и количеством ходок на зону. Возле этих малолетних ублюдков вертелись такие же жалкие и уродливые низшие божества, готовые на все ради денег. В этом Локвуд был прав.
Ощущение, что возникло после взгляда Добермана, Тайлер перестал испытывать. Теперь к нему вернулось прежнее жизнелюбие. Локвуд уже искал девушку, с которой можно уединиться… К тому же, он не сомневался в своей правоте. Парень решительно поднялся.
— Засекай. Мне понадобится полчаса, и она, — парень указал на одну из девушек, сидящую возле барной стойки, — раздвинет ноги. А может, еще и меньше времени.
Локвуд прошел мимо своих друзей, девушек, которые вертелись возле них, и направился к своей жертве.
В клубе было жарко. Играла громкая, мелодичная музыка, и прожектора медленно меняли свои цвета. Девушки извивались, танцуя стриппластику, а парни лишь с восхищением наблюдали. Бармены ловко справлялись со своей работой, делая коктейли, разливая спиртное по бокалам. Здесь никогда не спрашивали возраст. Но Тайлер привык уже к этому ареалу, он не обращал внимания ни на кого, кроме своей очередной жертвы.
Она заметила внимание к своей персоне, согласилась на то, чтобы Локвуд ее угостил. Голос ее был мелодичным, от нее веяло дымом сигарет и запахом духов — едкое сочетание. Длинные пальцы, тонкие запястья… Ухоженные ногти, улыбка на губах… Девушка была хороша. На ней было надето черное короткое платье, оголявшее зону декольте, плечи, руки и стройные ноги. Она сказала, что ее зовут Бонни и ей двадцать один. Тайлер понял, что она лжет, но не решился подать виду. Пусть все будет так, как есть.
Чуть позже Тайлер позвал девушку потанцевать. Та охотно отозвалась.
И вот уже после некоторого времени Локвуд позволяет себе слишком много, но Бонни не против, она даже получает от этого удовольствие. Бонни танцует красиво, у нее сексуальное тело, и еще в ее взгляде есть тот самый азарт, который дает Локвуду понять, что сегодня он развлечется на полную катушку. Ну и пусть…
Музыка все быстрее, движения все развратней и рьяней. Здесь, и правда, слишком жарко. Девушка отлично владеет своим телом, ее танец шикарен, и Локвуду он нравится все больше и больше… Спустя еще некоторое время Тайлер предлагает Бонни таблетку от головной боли, девушка запивает ее алкоголем и чувствует, как ток проходит по всему ее телу, как ноги становятся ватными, а по телу растекается тепло. Тайлер испытывает такие же чувства: он тоже выпил таблетку от головной боли. Зрачки расширяются, адреналин пульсирует, границы стираются…