Шрифт:
— Но… у тебя была его фотография.
— Я увидела ее в витрине фотостудии и спросила, могу ли я купить ее. Я представилась художницей-портретистом, и объяснила, что хотела бы использовать эту фотографию в качестве модели. Я понятия не имею, кто этот мужчина.
Фарадей потерял дар речи. Она вставила лицо незнакомца в красивую рамочку, и, где бы они ни находились, везде с ними рядом был мистер Викерс — в лагере в каньоне Чако, в комнатах в Альбукерке, «Каса-Эсмеральде»… Даже сейчас его портрет красовался над камином в гостиной.
— А как же открытки из Африки…
Ее подбородок даже не дрогнул.
— Я купила их в Бостоне, в «Дэбнис Импортс».
— Тогда где же ты взяла деньги, чтобы купить этот дом?
— У меня были драгоценности, о которых ты ничего не знал. А в так называемых поездках в «Вестерн-Юнион» я посещала ювелира в Баннинге с целью продать мои бриллианты. Фарадей, — разочарованно добавила она, — ты даже не обратил внимания на то, что исчезло мое обручальное кольцо.
Кольцо! От всего услышанного кровь бросилась ему в лицо.
— Но если не было мистера Викерса, где же тогда ты взяла кольцо?
— Купила в Альбукерке, ты тогда поправлялся от лихорадки. Я всегда любила тебя, Фарадей. С первого дня, как увидела тебя, когда ты пришел пригласить на свидание мою сестру. А когда она умерла, я просто решила, что ты должен стать моим.
— О господи! Беттина, я всегда относился к тебе как к сестре. Я не могу думать о тебе как-то по-другому…
— Я надеялась… иметь детей от тебя, — нежно сказала она. — Я хочу подарить тебе сына. Именно сына, не дочь, — горько добавила она, — чтобы продолжить фамилию Хайтауэр. Фарадей, ты не можешь не испытывать притяжения ко мне, а иначе зачем же ты держал меня рядом все это время? Ведь не только потому, что Моргане нужна няня. Я всегда чувствовала, что между нами есть что-то более глубокое, личное.
— Беттина, я никогда не считал тебя няней Морганы. Ты наша семья. Я пообещал Абигейл в день нашей свадьбы… — Он неожиданно замолчал, прикусив язык.
— Пообещал ей что?
— Не важно. Уже поздно, — устало сказал он. — Отправляйся спать, Беттина.
Ее голос стал ледяным.
— Скажи мне, Фарадей. Какое обещание Абигейл вытянула из тебя?
Он чувствовал себя уставшим, завтра ему предстояло еще заняться устройством Морганы в школу-интернат, а также его ждали кива и старая индейская женщина. И Фарадей открыл Беттине то, что не должен был рассказывать. Но в тот момент Фарадей не понимал, что он совершает, может быть, самую страшную ошибку в своей жизни.
— Когда я ухаживал за Абигейл, она рассказала мне кое-что о тебе. Она настаивала на том, что если мы собираемся пожениться, то я должен это знать, так как это может изменить мое решение. Я заверил ее, что ничто не изменит моей любви к ней и что я никому не выдам твою тайну.
— Мою тайну? — прошептала Беттина.
Он говорил самым нежным, самым понимающим тоном, на какой только способен.
— Однажды вы подслушали, что отец Абигейл не был твоим отцом. Ваша мать призналась в любовной связи с семейным кучером. Сначала она держала это в тайне и ваш отец думал, что ребенок его, но чем старше ты становилась, тем очевиднее становилась сходство с кучером. Абигейл сказала мне, что ваш отец вычеркнул тебя из своего завещания, оставил без наследства и без гроша. Абигейл заботилась о тебе, и она надеялась, что после нашей свадьбы я приму все решения на себя. Я поклялся своей честью, что всегда буду заботиться о тебе. И я сдержал свое обещание.
После этого Фарадею стало намного легче, словно с плеч упала какая-то тяжелая ноша. Он ждал, что Беттина скажет ему, что она рада, что он знает ее тайну, и восхищается тем, что он сдержал свое слово.
Но в комнате воцарилась мертвая тишина. Беттина смотрела на него диким взглядом. Сжав пеньюар на груди, она прошептала:
— Абигейл сказала тебе это?
И вот в этот момент он понял, какую грубейшую ошибку допустил.
Она повернулась и выбежала из его комнаты, он услышал, как в ее спальне с грохотом захлопнулась дверь. Подавленный, он стоял и не знал, что ему делать дальше. Он слышал, как она рыдает, и от этого звука кровь леденела в его венах. В ее голосе он слышал горькое разочарование, и это тревожило его.
Он подошел к ее двери и постучался.
— Беттина, пожалуйста, позволь мне войти. Мы не можем оставить все вот так.
— Убирайся!
— Папочка?
Он повернулся и увидел сонную Моргану в ночной сорочке.
— Иди к себе в кровать, дорогая. Тетя Беттина неважно себя чувствует.
Он постучал еще раз, и когда ответа не последовало, попробовал дернуть за ручку. Слава богу, дверь оказалась незапертой.
Он никогда не заходил в ее комнату. Она была чистой, с розовыми обоями, со свежими цветами в вазах, с книгами и всякими разными женскими безделушками. Там хранились экземпляры журнала «Вечерняя субботняя почта», которые она любила перечитывать. В углу стоял ее любимый патефон «Виктрола». Как часто за закрытыми дверьми ее комнаты он слышал такие сентиментальные мелодии, как «Блестят серебром золотые кудри» и «После бала».
Она сидела на кровати и неистово рвала на части свой альбом, бросая под ноги открытки мистера Викерса. Фарадей начал подбирать их: панорамные виды африканских равнин, колючие деревья и львы, туземцы с копьями и щитами. Разворачивая их, он видел разные фамилии и адреса, но ни на одной из них не было имени «Беттина Лидделл». И ни одна открытка не была подписана мистером Викерсом. Она сказала ему правду!
— Я надеялась и молилась… — всхлипнула она.
Он сел радом с ней, взял ее за плечи и нежно, как только мог, сказал: