Мурат с одноклассником Анзауром Хизетлъ. 10 класс. 1978 г.

Шукшин говорил всё это с такой выразительностью, что на следующий день Ромм написал ходатайство на имя ректора, в котором сообщал, что несмотря на неудовлетворительные итоги формальных экзаменов, он берёт этого абитуриента к себе на курс под личную ответственность. Ректор почти не сопротивлялся, поскольку великие мастера тогдашнего ВГИКа (а Ромм был куда уж более велик – пять Сталинских премий, из них четыре первой степени) имели право брать кого пожелают. Таков был незыблемый авторитет! Заметьте: не блат, распространённый во все времена, а авторитет!

Я упомянул Шукшина совсем не случайно, поскольку в учительской семье Ахеджаков он всегда присутствовал на библиотечной полке, почитался и как кинодеятель, но особенно – как писатель, очень точно отразивший причинность одарённости и широты души деревенского жителя.

Мурат с Володей Караевым. 1988 г.

Заметьте: где Сибирь, а где Кубань, а как много общего! Чем тогда объяснить, что все руководители края последних тридцати лет – это исключительно выпускники сельских школ? Я перечислю: Василий Николаевич Дьяконов – станица Платнировская Кореновского района, Николай Дмитриевич Егоров – станица Зассовская Лабинского района, Евгений Михайлович Харитонов – станица Михайловская Курганинского района, Николай Игнатович Кондратенко – станица Пластуновская Динского района, Александр Николаевич Ткачёв – станица Выселки.

Разные по характеру, возрасту, политической ориентации, деловой энергии, они, тем не менее, про школу свою родную всегда говорили и говорят с удивительной теплотой и искренностью. Более того, в их ближайшем окружении немало людей, прошедших через сельскую школу и тоже крепко стоящих на земле. Они хорошо знают, где находятся и чего стоят животворящие источники, прежде всего – крестьянский труд, и какова цена основы основ любой жизни – хлеба насущного, да не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. Достаточно назвать широко известных в крае Джамбулата Хатуова, Галину Золину, Николая Долуду и, конечно же, Мурата Ахеджака, который одним из первых вошёл в команду губернатора Александра Николаевича Ткачёва.

Я позволил себе это отступление от основной сюжетной линии, чтобы ещё раз подчеркнуть очевидные кадровые закономерности, которые, конечно, формируются, прежде всего, по деловым признакам, но так уж получается, что точность попадания в таком тонком деле чаще всего выпадает на людей, которые с малых лет были рядом с ней, землёй нашей, заботницей.

Мурат теплел и душой, и лицом, когда вспоминал о своей аульской школе, причём всегда с такой улыбкой, что лицо любого собеседника начинало светлеть и от собственных воспоминаний.

– Знаешь, – говорил он, – школа в моём сердце всегда как праздник, как некое пронзённое солнцем сияющее облако, сквозь которое я шагал десять беззаботных лет, и все десять – в окружении самых близких людей, друзей моих школьных…

Да и позже, будучи уже одним из руководящих персон Кубани, переступая порог родной школы, он тотчас превращался в того весёлого, вихрастого мальчишку, для которого всякий школьный день – это новое открытие на входе в волшебную страну под названием «Будущее».

Родной аул для Мурата был целым миром. Тополиный лес отделял околицу от Кубани, а между ними тянулась старая дамба, защищавшая когда-то село от весенних наводнений. К началу его детства дамба уже потеряла свою актуальность, и поэтому детвора приспособила её под зимнюю горку, которая в воскресные дни оглушительно звенела ребячьими полными восторга голосами. Смех, визг, радостные вопли неодолимо стояли в морозном воздухе. На чём только не мчалась вниз отчаянная ребятня – на санках, досках, фанерных листах, кто-то ездил даже в старом бабушкином корыте. Дозваться, даже к обеду, Мурата было невозможно. Только к вечеру он возвращался домой во главе шумной ватаги. Распахнутое пальтишко, мокрая от пота ушанка, сияющие глаза и широкая белозубая улыбка на горящей от румянца мордуленции. Сердиться на него было абсолютно невозможно, особенно когда, скинув в прихожей шубейку, он обессиленно падал на стул и говорил с тяжёлым выдохом:

– Мамочка, если б ты знала, как я хочу есть!

Любой человек через всю жизнь проносит память о таких дивных вечерах, а Луиза Юсуфовна Ахеджак – так тем более. Она часто вспоминает, как сын с первых своих шагов заполнил её жизнь. Три дочери, родившиеся позже, тоже были любимыми, но он навсегда оставался самым близким, и не только потому, что первенец, а скорее потому, что вобрал те качества, которые определили его очевидное первенство, и не за счёт физической силы (на что мальчишки горазды), а благодаря тому уровню врождённой сердечности, которая вообще редка для лиц мужского пола.

– Каким бы уставшим ни был, обязательно спросит о других, – вспоминает Луиза Юсуфовна. – И никогда один не сядет за стол…

Вообще, размышляя о привычных для меня свойствах кавказского радушия, мало найти слова. Это надо видеть и чувствовать. Мурат, благодаря родителям, окружению, с ранних лет впитал обычаи и традиции, которыми славен любой адыгейский дом. Ну и, конечно, одна из запоминающихся незыблемых национальных традиций – это трапеза. Давайте назовём этот процесс именно таким ёмким русским словом, думаю, понятным всем. Может быть, несколько старомодным, но зато весьма выразительным для понимания уровня застольного общения, да и качества жизни тоже, прежде всего, градусом дружелюбия.