Кстати, большинство из тех, кого он действительно отметил своим могущественным благорасположением, впоследствии оказались глухи и слепы к судьбе «хозяина края», даже в трагические для него дни (смерть сына и жены), не выразив ни сочувствия, ни поддержки. Но это тоже из хрестоматии человеческой мудрости, которую, несмотря на простоту, мы начинаем постигать только тогда, когда чеканная формула великого мыслителя Корнелия Тацита «Льстецы – худшие из врагов» из разряда чужих слов переходит в разряд собственных чувств и мыслей.

– Уверенности в том, что Медунов нас не пошлет подальше, у меня, естественно, нет, – ответил мой спутник, – но попытку тем не менее сделаем.

Будучи человеком крайне решительным, он тут же извлек записную книжку и начал накручивать телефонный диск. Как и следовало ожидать, Медунов сразу и не задумываясь дал нам полный отказ, объяснив свое нежелание общаться с журналистами тем, что ничего хорошего для себя от них не ожидает. Судя по разговору, его доконал некий наш шустрый земляк, усыпивший осторожность Сергея Федоровича розовощекой молодостью и наивностью юных глаз. Хозяин дома принял его с радушием, очевидно, считая, что молодой журналист с периферии не столь «зомбирован» стереотипами. Они долго говорили о жизни вообще, о невероятной ее сложности сейчас. Вместе сварили борщ, в приготовлении которого Сергей Федорович проявил редкую для мужчины осведомленность. Вместе потом отобедали. А в итоге появилась статья, где автор с молодой удалью размашисто «гвоздил» старика, не сделав даже попытки разобраться в сути тех обвинений, которые навешала на него столичная пресса. Добавил кое-что и от себя, в частности, этакий художественный образ с колосками из хрусталя. Видели мы впоследствии эту безделицу: три колоска из дешевого стекла, дорогие хозяину лишь тем, что подарила их когда-то та же пресса – группа Центрального телевидения, снимавшая на Кубани фильм в дни жатвы.

Но в ходе дальнейших телефонных переговоров Медунов все-таки согласился на встречу, оговорив, что она будет краткой и только в рамках тех вопросов, на которые он готов отвечать. Скажу сразу – это был пункт, который остался, в конце концов, невыполненным по молчаливому согласию обеих сторон. Мы говорили более четырех часов по самому широкому кругу проблем и вопросов, перебрасывались от сугубо личных к геополитическим, не избегая самых острых и в то же время не теряя ощущения, что мы в гостях.

Сергей Федорович Медунов живет одиноко. За продолжительное время нашей беседы никто не позвонил ему по телефону, не постучал в дверь. Провожая нас, он долго стоял на крыльце большого дома, а потом тяжело побрел по темнеющей аллее парка. Видимо, это был привычный путь вечерней прогулки, путь, полный нелегких раздумий. В этот вечер они были особенно мучительны: исполнилась очередная годовщина со дня смерти его жены, прошедшей с ним огонь, воду и медные трубы, с мудростью перенесшей взлет мужа и стоически – его падение. В доме много фотопортретов. Самый большой – Варвары Васильевны. В этот день под ним лежал букетик тюльпанов.

Не скрою, я внимательно рассматривал комнату, где мы сидели, пытаясь найти следы роскоши, о которых так много читал в разного рода изданиях. Возможно, у нас с авторами этих статей разные понятия о роскоши и богатстве, но в этой квартире все было обычно. Много только фотографий на стенах. Почти все с дарственными надписями: от космонавтов, маршалов, ученых, спортсменов, артистов, писателей, политических деятелей. Прошлого, конечно. Из свежих документов хозяин дома показал нам служебную бумагу прокуратуры России, из которой следовало, что еще в 1991 году с него были сняты все обвинения в лихоимстве и взяточничестве. Бумага была датирована маем 93-года.

– Сергей Федорович! И все-таки кому, с вашей точки зрения, понадобилось «дело Медунова»? Ведь вас, будем говорить прямо, сняли с должности первого секретаря крайкома партии еще при Брежневе… – спросил я.

– Если подходить формально, то меня не сняли, а перевели в Москву на пост заместителя министра. Министерство, правда, было вялое – плодоовощной промышленности. Но по сути это было, конечно, начало той травли, которая продолжалась безостановочно несколько лет. Брежнев здесь ни при чем. В то время он уже был в таком состоянии, что реальность практически не воспринимал. А реальность заключалась в том, чтобы найти несколько ярких и сильных фигур из высокого руководства, обвинить их в тяжких преступлениях и принародно сломать.

Ведь вспомните, речь шла тогда о чистоте партийных рядов. Надо, дескать, партию освободить от высокостоящих взяточников и лихоимцев, и все будет хорошо. Необходимо было взбудоражить страну, и героями дня становятся следователи, прокуроры, этакие бескорыстные подвижники закона, которые снимают пелену с глаз народа. Еще ничего не доказано, а на все государство распространяются оглушительные сенсации – сочинское дело, узбекское, краснодарское, дело фирмы «Океан», взяточники в МВД и так далее. И это, в известной степени, было. Как, впрочем, были и есть взяточники и лихоимцы всегда и в любом государстве. Я уже не говорю о нынешней ситуации. Но здесь причинные связи сразу стали устремляться к большим должностным высотам, к людям, которые в течение долгого времени находились в центре общественного внимания. Сейчас уже ясно, что и не они, в конечном итоге, интересовали главных вдохновителей и организаторов всей этой широкомасштабной и многоходовой операции. На прицел было взято само существование огромного и могучего государства. Кого сейчас интересует, что Медунов не брал взяток и не имеет отношения к преступлениям, в которых его обвиняли. Дело сделано…

Я решил перевести разговор на персоналии и спросил:

– Надо полагать, вы знали Горбачева давно. Я помню, где-то в начале семидесятых годов было объявлено о соревнованиях Кубани, Дона, Ставрополья, Крыма. Было много газетного шума по этому поводу, разного рода торжественных встреч, в том числе и в Краснодаре. Вот тогда я впервые увидел Горбачева вместе с вами. Вы представили его собравшимся в зале как первого секретаря Ставропольского крайкома партии, причем, по-моему, даже назвали его Мишей. Не во время представления, конечно, а затем, в общении…