Через несколько месяцев его посылают в США «за опытом» и вдруг оттуда приходит телеграмма, что советский гость утонул в озере во время лодочного катания. Всех умерших видных деятелей революции и гражданской войны тогда муровали в Кремлевской стене, но стальной сосуд с прахом Склянского, (а он был куда более видный), ЦК распорядился захоронить на дальнем подмосковном кладбище. Возмущенный Троцкий, уже высланный в Алма-Ату, позвонил второму человеку в партии – Молотову, но без всяких объяснений получил категорический и грубый отказ. После короткой перепалки, оба швырнули трубки и привычно обменялись «любезностями»:

– Жопа каменная! – сказал Троцкий.

– Петух бешеный! – ответил Молотов.

Первым из ленинских соратников книгу прочитал Григорий Зиновьев, тот самый, что в 1917 году делил с Лениным шалаш в Разливе, а затем несколько лет занимал пост председателя Петросовета, практически безраздельного хозяина «колыбели революции». Но к описываемому времени его как троцкиста уже вовсю «гоняли по кругу», периодически исключая из партии, ссылая то в Кустанай, то в Казань, но судебно еще не трогали. В марте 1930 года, находясь в Кисловодске, он за ночь одолел второй, самый зловредный том, а утром отбил телеграмму лично Сталину:

«Думаю, оставить книгу Троцкого без ответа нельзя. В ней неимоверное количество мерзостей про всех нас, но прежде всего про Владимира Ильича. Книга во многом писана для «наших за границей», поэтому «легко» читается и легко «обходит» темы, не выгодные автору. Но все же книга остается. Для истории она имеет известное значение. Троцкий описывает ряд вещей как бы из «первых рук» и выступает «свидетелем» первостепенной важности. Ряд моментов могут быть опровергнуты только свидетельскими показаниями (ибо не на все есть документы)…»

С телеграммой Зиновьева Сталин поступил так же – раскурил ею трубку.

– Напрашивается на нужность! – презрительно пробурчал он и был абсолютно прав. В осмыслении конечной цели, понятной только ему, Сталину равных не было. Даже сегодня спорить с этим трудно. Не случайно журнал «Власть» долгое время в каждом номере печатал его портрет в числе десяти наиболее часто упоминаемых на своих страницах политических деятелей. Иное дело – методы достижения цели. У Сталина они были всегда средневеково жестоки, показательно циничны, максимально радикальны и, надо сказать, весьма результативны, хотим мы этого или нет.

Ленинские соратники его раздражали и сильно мешали, особенно Зиновьев. Сталин невзлюбил его еще в ту пору, когда тот без особой нужды увязался за Лениным в Разлив, а потом в период подготовки большевистского переворота сдал всех. Историю с Разливом радикально перепишут и верноподданные деятели искусства начнут создавать произведения, где Зиновьева (точнее – Овсея-Герш Ароновича Радомысльского) даже в образе тени не будет. Когда сняли фильм «Ленин в Октябре», Сталин поручил Шумяцкому, председателю кинокомитета, показать его старым большевикам, чтобы те высказали мнение. На следующий день бледный и трясущийся Шумяцкий докладывал, что ветераны партии камня на камне не оставили на произведении режиссера Михаила Ромма, снявшего кино к двадцатилетию октябрьского вооруженного восстания. Сталин равнодушно посмотрел сквозь руководителя советского кино и сказал:

Конец ознакомительного фрагмента.