Поднимался Анлав багровый лицом и по-настоящему злой, а едва поднял голову, наткнулся на протянутую в дружеском жесте руку и близкий зеленый взгляд чужака. Тихий его голос рядом с ухом произнес:

– Не таи обиду, храбрый воин. Просто на своем веку я многих повидал, много у них перенял. Разве обрадовался бы ты уступкам? Да и проигрывать мне никак нельзя.

А потом и совсем чудное случилось. Анлав даже обиду свою на миг позабыл. Вложил Орм ему в руку тяжелый темный перстень с ярким камнем-янтарем.

– На добрую память обо мне, – добавил чужак и, отвернувшись, зашагал с поляны.

Растерялся парень, а потом вскипел еще больше. Что это? Вроде как плата за позор причиненный? Хотел было тут же закинуть подарок в дальний сугроб, но таким теплом и светом полыхнуло от камня, словно луч самого солнца спрятан в нем. Передумал. Спрятал за пазуху, решил все же оставить себе. Сам не понял зачем. Может, чтобы и правда обиду не забыть и при случае поквитаться.

И снова шумно в княжеских палатах. Снова накрытый стол ломится от угощений разных. Огни множества свечей разогнали тени по углам и плясали, словно вторя людскому веселью. Могучий гусляр уже принялся за дело, и задорные слова недавно сочиненной песни смешили собравшихся мужчин. Настало время для главного блюда всего праздника. Посреди стола уже дожидался едоков отменно зажаренный кабан, и снова женская рука должна поднести угощение гостям. Самую большую и лакомую вырезку подала Анника, как водится, князю-родителю, а дальше началось сравнение героев. Кто-то предлагал себя или другого храбреца. Друзья вспоминали его заслуги, соперники пытались их опровергнуть. Веселое то было и любимое развлечение. Колкие шутки летели отовсюду, но обижаться никто и не думал.

– Костяная нога, да какой из тебя мореход? – кричал краснолицый детина. – Видел я, как ты на девичий подол засмотрелся, да чуть в луже не утоп!

– Да не утоп ведь! – ничуть не смутившись, ответил тот, кого Костяной ногой назвали. – Девица такая была, что не грех и засмотреться. Только вот мне интересно, почему это тебе охото было на меня тогда пялиться, а не на нее?

И снова взрыв хохота. Краснолицый смеялся чуть ли не громче всех.

Вот так и определялся герой, первенство которого не удалось оспорить. Ему Анника и подала один из самых сочных кусков.

Вторым свою очередь отвоевал охотник, что кабана этого добыл. Претендентом на третью порцию выкрикнули Орма, вспомнив его утренние победы. Оспорить это право никому не удалось, и Анника, чуть смущаясь, поднесла ему блюдо с дивно пахнущей свининой, а потом вдруг смело подняла глаза, в лицо глянула.

– А ведь ты, Орм, не все нам про земли дальние рассказал, – заметил кто-то громким голосом. – Вот помнится, про тамошних девиц ни словом не обмолвился. Неужели краше они наших? Или наоборот страшны и не чесаны, как моя борода?

– Да были бы краше, ходил бы он бобылем? – Засмеялись в ответ.

Эйнар слегка нахмурил брови, покосился на дочь. Княжна все так же внимательно вглядывалась в зеленые глаза, а глаза эти тепло смотрели в ответ. «Неужели улыбнется мне? – подумалось девушке. – Вот прямо сейчас…»

Не улыбнулся. Лишь поклонился почтительно.

– Красавиц везде хватает, да только мне другая красота привычнее, – и тише уже добавил: – Цветы, они лишь в поле цветут, а в моих руках им только гибнуть.

Наверное, только князь и заметил, как выполнив обязанности хозяйки, поспешила его дочь подняться к себе в горницу.

Не спалось девушке в ту ночь. Растревоженные мысли перегоняли одна другую, не давая ни обдумать их, ни заснуть спокойно. Воздух в комнате казался то прохладным, то душным. Меховое одеяло вдруг стало ужасно тяжелым и колючим. Когда небо на востоке начало, наконец, светлеть, уставшая от бессонницы, Анника подошла к окну. Наверное, и вправду чувствует все живое самое первое дыхание тепла. Или может только чудилось то, но воздух за окном казался прозрачнее и легче. Княжеские палаты стояли на холме, и девушка могла видеть и большое озеро, и поле за ним. А за полем, насколько хватало взгляда, стоял стеной дремучий лес. Скоро первые лучи восхода окрасят в алый цвет темные верхушки голых веток. Ну а пока только утренняя дымка клубилась среди корней и стволов. По широкой тропе через замерзшее озеро шел человек. Шел он к лесу и издали казался лишь темным силуэтом, но Анника узнала, кто сейчас покидал дом ее отца. Он и в прошлый раз не стал дожидаться окончания праздничных дней. Ушел, пока все вокруг досматривало свои сны. Куда он направлялся сейчас? Вернется ли когда-нибудь? Когда? Когда она уже станет чьей-то просватанной невестой? Ох, лучше бы не приводила его больше сюда ни одна дорога.

Вскоре одинокая фигура совсем затерялась среди предрассветных теней. Тогда, гордо вздернув подбородок, сглотнула княжна застрявший в горле комок, приказала своему сердцу успокоиться, а глупым мыслям покинуть голову. Нетерпеливо смахнула предательскую слезинку, отвернулась от окна, чтобы идти, наконец, спать, и только краем глаза заметила, как какая-то огромная птица взвилась в небо из-за древесных крон и тут же исчезла, пропала в густых облаках.

***

До чего же было хорошо вновь чувствовать воздух под мощными крыльями! Как упоителен на вкус и запах свежий ветер! Он возвращается домой. Зов гор становится все слышнее, все ощутимее, но впереди еще целый день полета. Целый день восхитительной свободы и солнца. Да, солнца… Это бедные люди сейчас не могут видеть светило, а ему доступна такая высота, где ни одно облако не заслонит ни света, ни тепла. Ах, если бы кто сейчас взглянул, как ослепительно играют, переливаются огненные узоры на чешуе и гребне, как стальные мышцы уносят крепкое тело вперед с невероятной скоростью. Тот никогда больше не говорил бы, что дракон ужасен. Он прекрасен. Он – холод серебра и жар золота, твердость стали и изменчивость самоцветов. В нем опьяняющая свобода и терпеливая покорность.

Кому еще такое дано? Тем, что спят сейчас, одурманенные вторым днем гуляний? Он же слышит все. Даже то, как поет малый ручей под коркой льда. А люди и собственные легенды слышать не научились.

Когда старое солнце умрет в небесах,

Будьте, храбрые воины, готовы.

Ветер серою тенью качнет ковыли,

Грозный сторож покинет оковы.

На три дня станут тайные тропы видны,

На три дня вам доступны все горы.

Осыпаются чары, что сможешь – бери,