Звенит звонок.

– Черт, – бормочу я, убирая бумажник поглубже в карман.

Последние метры до здания школы я преодолеваю бегом, плечом распахиваю дверь и пулей залетаю в кабинет испанского языка. Сеньор Мунис-Алонсо награждает меня ястребиным взором. Я глуповато улыбаюсь в ответ, спешу к своей парте.

– Лусьяно… tarde, – констатирует Мунис-Алонсо, словно выносит смертный приговор. – Y fuiste tarde ayer tambi'en. !Ten cuidado! No quiero darte una detenci'on… [21]

Я пытаюсь перевести его фразы, но их смысл ускользает от меня.

– Простите, – извиняюсь, усаживаясь за парту.

– En espa~nol, por favor [22] .

– Э-э-э… – мычу я. – Lo siento.

Мунис-Алонсо снова принимается спрягать на доске неправильные глаголы, и я вздыхаю свободнее.

– Да, Люк, ten cuidado. – Меня пихает локтем мой сосед по парте, Герман.

Широко улыбаясь, я отвечаю ему тем же. Герман плавает на спине, и, естественно, как только он вошел в состав команды, его окрестили Тритоном. Но некоторые называют Германа Русалкой из-за того, что у него длинные густые волосы. Что касается меня… даже не знаю. Ничего не имею против парней с волосами до пояса, струящимися на волнах океана.

Мунис-Алонсо спрягает другую группу глаголов. Ожидая, когда он закончит, я потягиваюсь. Герман разглядывает мое запястье.

– Ого! – восклицает он. – Клевые часики.

– Спасибо, – отвечаю я и, не удержавшись, добавляю: – «Мовадо» [23] .

– Что? – заинтригованно произносит он.

– Копия, – лгу я, прочистив горло.

– А-а-а. Я думал, это ты глагол спрягаешь.

Улыбаясь, я большим пальцем потираю циферблат. Про цену я умолчал: почти вся моя прибыль за август. Казалось бы, зря я потратил около тысячи долларов на часы – мог бы отложить эти деньги на покупку машины или, черт возьми, помочь родителям с оплатой счетов, – но я, как ни стараюсь, не жалею. Я испытываю восторг и трепет каждый раз, когда думаю о том, что ношу такую ценную вещь. Уже подумываю о следующем приобретении, «Гуччи» или «Ситизен». Они уже лежат в моей корзине на сайте.

Мунис-Алонсо отступает от доски, открывая нашим взорам таблицы. Класс принимается их переписывать: шорох, шелест, скрип карандашей по бумаге, стук пальцев по клавиатурам. Я вытаскиваю из-за уха карандаш. На прошлое Рождество я купил себе новый ноутбук, но, если нужно что-то конспектировать, я предпочитаю записывать – мне так больше нравится.

– Слушай, Тритон, – тихо окликаю я Германа, начиная списывать с доски, – завтра вечером что-нибудь намечается?

– Ничего особенного. Говорят, кое-кто из команды пловцов собирается устроить сюрприз-вечеринку для Лейни по случаю дня рождения.

– У Бейли, наверно, да? Думаешь, мне там будут рады?

– По-моему, это закрытое мероприятие. – Смахивая с лица волосы, Герман продолжает переписывать таблицы спряжения глаголов.

– Что еще происходит? – спрашиваю я.

– Так ты лучше меня знаешь, – смеется он.

– Понятно. Значит, ничего, – заключаю я, записывая: tendr'e, tendr'as, tendr'a [24] . – А знаешь что? Я, пожалуй, соберу кое-кого из ребят. Что может быть хуже спокойного вечера в пятницу?

– Папочка, миленький, – притворно скулит Герман. – Дай команде отдохнуть.

Я хмыкаю. Отдохнут после моей смерти. Если переезжаешь из города в город каждые несколько лет, корни пускать не удается. Меня всю жизнь срывали с насиженного места – надоело. А время летит все быстрее и быстрее. Как-то не хочется остаться ни с кем и ни с чем.

Отрочество – лучшая пора в жизни. Так говорят. Возможно. Я все пытаюсь постичь человека, ищу образцы для подражания. Смотрю на людей, оцениваю их, решаю, хочу ли я с ними общаться. Иногда нахожу достойных и задаюсь вопросом… ну, не знаю. Спрашиваю себя: неужели нельзя быть лучше?

– Вы, как всегда, пунктуальны, мистер Джексон, – говорит мистер Гарсия, открывая дверь.

Мэтт Джексон вваливается в кабинет английского спустя целых десять минут после начала урока – новый рекорд, – и вид у него ничуть не виноватый. В глаза ему лезут вишневые кончики волос.

– Простите, – мямлит он. – В аварию угодил.

– Никто не пострадал? – спрашивает мистер Гарсия.

Мэтт пожимает плечами и идет мимо моей парты в конец класса, игнорируя всех любопытных.

Мистер Гарсия устало вздыхает. Правда, я ни разу не видела, чтобы он дал Мэтту карточку за опоздание, хотя в этом году тот только дважды пришел на занятие вовремя.

– Ладно. – Гарсия берет мел. – Итак, попрощаемся с романом «Земля» [25] . Далее мы должны познакомиться с произведениями европейских авторов, входящими в сокровищницу мировой литературы. В сущности, список стандартный. Наверняка кое-что из него вы читали. Поэтому я решил изменить подход.

Гарсия отдает нам стопку листков, которые мы разбираем, передавая друг другу по партам.