нет у революции конца». Вольность темы стала, кажется, уважительным предлогом для того,

чтобы беспокойная Лилька, сидевшая в соседнем ряду, шумно, как мышь в амбаре, шуршала

бумагами, ёрзала по стулу, восторженно хихикала себе под нос и даже задавала уточняющие

вопросы экзаменаторам, надзиравшим за общим порядком в зале, чем отвлекала

дисциплинированную Ляльку, с трудолюбием муравья раскрывавшую тему «дубины народной

войны» по толстовскому роману. Общего между ними ничего не было, если не считать

номенклатурности родителей и необузданности семейной фантазии при выборе имён – Лилька

проходила по документам не иначе как Черных Лионелла Марксовна, что, конечно, звучало ещё

забористее, чем Клеопатра Жораевна Беленькая, с учётом идеологического гандикапа в отчестве.

В остальном Лилька, с её характером экстраверта, импульсивностью и невоздержанностью

на язык, выгодно отличалась от Ляли, которая, при всей открытости характера, всё-таки

додумывала мысли, прежде чем их озвучивать, и заканчивала фразы там, где Лилька издавала

первобытные звуки и беспрестанно хохотала. Вот и тогда, после экзамена по английскому, Ляля,

втянувшаяся в каторжную гонку два года назад, никак не могла расслабиться и, стоя в прихожей с

телефонной трубкой у уха, пыталась до конца осознать, что всё закончилось, приз у неё в кармане, а самое главное, можно остановить этот лошадиный аллюр и пойти, наконец, по жизни шагом,

оглядываясь по сторонам и не угорая во сне от навязчивых обрывков исторических дат,

неправильных английских глаголов и образов литературных героев, которые захламляли её

подсознание все последние месяцы.

Лилька, напротив, о жизни шагом вразвалочку и слышать не хотела. Она сорвала подружку

с места, отогнала от телефонной трубки и выудила её, как непослушную, упирающуюся устрицу из

раковины, в большой свет – для начала в кафе «Крымское» рядом с метро «Парк культуры»,

которое она с вальяжностью завсегдатая именовала «Крым».

Ляля, позвонив отцу и отрапортовав ему о поступлении, получила, как и предполагалось,

порцию заслуженных комплиментов (Жору распирало от гордости), а заодно и согласие на мини-

праздник с шампанским и мороженым в компании своей новой знакомой – тоже новоиспечённой

студентки МГИМО из очень приличной семьи. Жора легко дал согласие аж до десяти часов

вечера. Ляля, спускаясь в метро по пути в кафе, автоматически отметила для себя: «Вот и началась

моя взрослая, самостоятельная жизнь». Лилька, несмотря на свою взбалмошность, оказалась

предусмотрительно-хозяйственной, и, заскочив по пути на рынок, притащила с собой в кафе

пакетик свежей клубники. Она деловито заказала большие порции мороженого и бутылку

шампанского, победно выложив на стол избыточную сумму со словами «без сдачи», и легко

уговорила официантку водрузить им на столик графин с широким горлышком.

– Сегодня пьём крюшон! – громогласно провозгласила она, обрушивая в графин клубнику

и заливая её сверху шампанским.

Ляля, как подмастерье, зачарованно наблюдала за этими хозяйственными манипуляциями

своей приятельницы. Угар экзаменационной гонки ощутимо исчезал с каждой минутой, можно

было никуда не торопиться, и тёмно-красная садовая клубника в крюшоне уже бледнела на

глазах, обещая летний отдых и приятные приключения.

Они выпили по бокалу шампанского, радостно чокнувшись бокалами, и набросились на

мороженое, болтая без умолку и вспоминая перипетии экзаменов. Лилька хохотала, роняла капли

подтаявшего мороженого на глянцевую поверхность столика, смеясь, красила оставшейся в

пакете клубникой губы до клоунской красноты и вообще веселилась до упаду. Захмелев к концу

бутылки, она перескочила на детали письменного экзамена по английскому, выдала попутно пару

английских пословиц, которыми, по её словам, поразила экзаменаторшу – уксусную старую деву –

и, отталкиваясь от образа старой девы в сторону, противоположную приличиям, решила ни с того

ни с сего проэкзаменовать Лялю по неформальной английской лексике.

Ляля, не выходя из лёгкого, шутливого настроения, растерянно соображала, что,

оказывается, не знакома с аналогами ни существительных, ни глаголов, которые так часто

употребляются на Руси, и, конфузясь, вынуждена была признать это. Лилька, раззадорившись ещё