Шрифт:
– Если освободишься пораньше, позвони, - бросил он мне, не замедляя шаг. Затем остановился, и с ослепительной улыбкой добавил:
– Ты мне вчера обещала, без меня по Парижу не гулять.
И не дождавшись моего ответа, побежал на встречу к своему другу. Я опешила, пытаясь вспомнить, когда это я обещала ему все время проводить с ним? Ведь ничего кроме гулять по Парижу я и не собиралась! И куда позвонить? Откуда я могу знать номер его телефона?
А про себя подумала: "Какие все-таки красивые мужчины у нас в Латвии! И как жаль, что этот парень не свободен! Да, с таким парнем погулять по Парижу, посидеть в кафе, пофотографировать любимые места города - совсем будет и неплохо!"
..... В кафе, на место встречи с Пьером, я пришла раньше назначенного времени. Заняла свободный столик у окна, наблюдая через окно за пробегающей мимо публикой.
"И какие же все-таки одинаковые эти парижские молодые мужчины! Все одеты в черное кашемировое пальто либо черный плащ, сверху, как правило, изящно повязанный шарфик и обязательно прекрасная обувь. Движения резкие и быстрые, словно они всем демонстрируют свой темперамент, свою решительность и энергичность. При встречах со своими знакомыми они останавливаются с видом спортсмена, ожидающего команду: "внимание, старт". И, хотя с возрастом эта резвость потихоньку уходит, да и стиль одежды начинает несколько отставать от модной тенденции, истинного парижанина всегда легко можно отличить от многочисленных туристов и гостей города," - грустно констатировала я, рассматривая входящую и выходящую в кафе публику.
В кафе, как, впрочем, и всегда бывает в это время суток, людей было много. Они бесконечной вереницей входили и выходили. Приход в кафе Пьера я пропустила. Просто какой-то, усредненный "истинный парижанин", энергично вошел в кафе и почему-то, нежно улыбаясь, направился в мою сторону. С недоумением глядя на незнакомца, я решила, что он идет к девушке, сидящей за соседнем столиком. Это был Пьер, которого я сразу и не узнала. Думаю, мое замешательство и оцепенение он понял по-своему.
Мы обнялись, расцеловались, как это принято во Франции, и начался спокойный разговор. Как часто бывает, при такого сорта встречах, дежурный набор вопросов и утверждений: "Прекрасно выглядишь! Как долго пробудешь в Париже? Где работаешь? Как здоровье мамы?"
В свою очередь, я поинтересовалась: "Как жена? Как ребенок? Помирился ли с отцом? Куда делась шевелюра?"
Разговаривали как добрые старые знакомые, чьи жизни не пересекаются, но у которых при встречах всегда есть, о чем поговорить и что вспомнить. Прощаясь, как правило, эти люди говорят, и, надо полагать, искренне так и думают: "Надо бы встречаться почаще". И так, до следующей встречи.
Вот в таком русле: легко, непринужденно и с легким юмором, текла наша беседа. Все испортила я, поинтересовавшись:
– Как вы назвали дочь?
– Алиса, - ответил он с некоторой заминкой.
Я была в полном замешательстве.
– Наверняка не в мою честь, а в честь твоей любимой "Алисы в стране чудес", - не сдержалась я.
Все выглядело, хотя я этого и не хотела, слишком уж язвительно и со скрытым упреком. И наш разговор окончательно расклеился. Надо было как-то встречу заканчивать. Я достала свой планшет и, сославшись на то, что не успела отправить пару писем, а мне сегодня еще предстоит встреча с коллегой, открыла его. Пьер неожиданно вспомнил, что отец ждет его с дочкой на чай и заторопился домой. Мы попрощались, пообещав, без конкретного где и когда, еще обязательно созвониться и встретиться. Пьер ушел первым, а я, прождав минут десять, вышла из кафе и медленно пошла по направлению к Сене. На душе было грустно и тоскливо. Но, почему? Весна, любимый Париж, прошлое, казалось бы, отпустило окончательно, оставив одни лишь воспоминания.
Не доходя метров десять до набережной, я увидела на мосту одинокую, неподвижную мужскую фигуру. Мужчина стоял, опираясь на перила, ссутулившись, и смотрел вниз на темную воду Сены. Ощущение было такое, что ещё немного и человек бросится вниз. Я застыла на месте. Сердце готово было выпрыгнуть из моей груди. Это был Пьер. Первое желание было броситься к нему, обнять и оттащить от этих ужасных перил.
Но, что это изменит? Ничего хорошего ни ему, ни мне это не принесет. Я стояла как вкопанная, пока не увидела, как он выпрямился и медленно пошел в направлении музея Орсэ. Слезы, от страха и волнения за Пьера, градом покатились по моему лицу. Окружающие с недоумением оглядывались, а некоторые участливо спрашивали, не нужна ли их помощь.
Мне понадобилось какое-то время, чтобы привести себя в порядок, чтобы сердце мое отлегло и душевное равновесие вернулось. Спустившись вниз к воде, я медленно побрела в сторону Лувра.
Мысленно перебирая нашу встречу с Пьером, я думала: "Все, что не делается, все к лучшему. Прошло то время, когда нам было хорошо вместе. Слишком многое было против нас и многое изменилось. Вряд ли мне с ним было бы сейчас интересно, ему, возможно, тоже. Пусть все останется в прошлом. Конечно же я зря, не желая того, его упрекнула. Разве он, назвав свою дочь моим именем, не доказал мне, что всегда будет помнить все то хорошее, что было между нами. Мне бы следовало не ехидничать, мне бы радоваться этому обстоятельству."
..... Вот так, рассуждая сама с собой, я добрела до места, где по пятницам художники выносят свои акварели. От выбора пейзажа, мне понравившегося, меня отвлек телефонный звонок с неизвестного мне номера. Это был Юрий.
– Как дела? Ты уже освободилась?
– он поинтересовался, и, не дождавшись ответа, добавил: - А я вот заблудился и не знаю, как теперь добраться до отеля. Спасай, если можешь, - насмешливо попросил он.
Зная, замысловатость планировки города, я ему поверила. Мне самой долго приходилось привыкать к тому, что улицы в Париже, в основном, располагаются веерным способом. Большинство улиц ведут от одной маленькой площади - сквера, до другой, как две капли воды похожей на первую. Выбрав улицу в нужном направлении, ведущую, как казалось, прямо к требуемому пункту назначения, чаще всего, на нужное место не попадаешь. Более того, уходишь куда-то в сторону!