Мы садимся на диван в гостиной и прислоняемся друг к другу. Здесь темно, только из коридора попадает немного света через открытую дверь. Но нам не нужны ни свет, ни слова, ни люди: мы только что осознали, что свободны. Для нас это состояние настолько непривычно, что пугает и заставляет чувствовать себя птичкой, впервые выпущенной из клетки. Лети, куда хочешь! А лететь-то некуда…

Препод по философии – жуть. Ожидали такого философа-размазню, который болтает ни о чём. Ага, держи карман шире! Пришёл здоровый плечистый дядька, бывший физик-ядерщик; в одной руке – кожаный портфель, в другой – букет красных гвоздик. Тут же объяснил, что это студентка подарила после экзамена. Особенно подчеркнул, что «после», а не «до», а ещё, что поставил он ей «хорошо», а не «отлично». Пустил явочный лист. Это на лекции-то! Ладно бы семинар! Оригинал, одним словом.

Но после первой же лекции я чуть не поддалась порыву тоже за букетиком сбегать: до того было интересно его слушать. А я-то думала, что на философии высплюсь. Куда там! Тут не до сна.

Вторая пара – фольклор. В начале семестра, после первой лекции, мы решили, что это будет самый весёлый курс. Вводную лекцию читал маленький, плотненький старичок с бородкой. Фамилия у него еврейская, а читать пришёл русский фольклор. И слушать его – одно удовольствие. Человек он живой, обаятельный и, сразу видно, влюблённый в своё дело. Но к следующей лекции он… умер. Как-то неожиданно и обыденно. Весь филфак был в трауре. А мы как-то и привыкнуть к нему не успели, но всё равно было жалко – такое солнечное впечатление он оставил о себе всего за одну лекцию. Наше сожаление ещё больше усилилось, когда мы увидели, кем его заменили. Совершенно замороженная тётка, не выходя из-за кафедры, полтора часа монотонно диктовала нам учебник. Вспыхнувший было интерес к фольклору почил навеки. Первые две пары мы ещё добросовестно что-то записывали (всё-таки филологини – хорошие девочки), но постепенно отказались от этого бессмысленного занятия. Но тётеньку не волновал ни нарастающий гул, ни опоздавшие, ни прогульщики: за всю лекцию она ни разу не подняла взгляда на аудиторию.

Вот такие сюрпризы готовит студенческая жизнь.

Учёба захватила меня полностью с первого дня в университете. В школе ты вынужден заниматься науками, которые очень от тебя далеки. Или ты от них. А здесь – совсем другое дело. Девчонки, в основном, интересные. Парней, правда, маловато, но меня это пока не слишком волнует. К тому же никто не запрещает общаться с ребятами с других факультетов. Вон юристы этажом ниже обитают.

Преподаватель по литературному краеведению распределил между нами районы города и потребовал отчёт по всем так называемым литературным местам. Проще всего, конечно, нырнуть в интернет и выудить оттуда всю информацию. Но когда это непрактичные филологи искали лёгкие пути? Фи! И конечно, мы попёрлись на проспект фотографировать все мемориальные доски, которые нам встречались. И никто об этом не пожалел.

Так вот. «Мы» – это… Яна Дружинина (позвольте представиться). Да-да, с именем не повезло: так всю жизнь с приматами и рифмуют. С фамилией, конечно, получше, но, как выразился один мой бывший одноклассник, от неё за версту несёт френдзоной. Кристина Моложай (вот это я понимаю – фамилия!) – моя подруга, мы с ней третий год, с самого первого дня в университете, не разлей вода. И волею судьбы (в лице профессора Попова) в нашу группу попали все мальчишки курса. Представляете: все два!

Артём Мамедов, которому не подходят ни имя, ни фамилия. По внешности его надо было Ванькой или Алёшкой назвать, и фамилию дать «Кузнецов» или «Плотников». Да вот только со мной, умницей, посоветоваться не догадались! Когда я его в первый раз увидела, то представила, скорее, в закатанных штанах и с удочкой, чем с «Исторической грамматикой» или томиком Мандельштама. Но, как мы уже выяснили выше, в реальной жизни стереотипам свойственно разбиваться, так что Артём – лучший студент нашего третьего курса, хотя приехал он, действительно, из деревни. А в наших сёлах, как известно, самородков хватает, надо только копать поглубже.

И, наконец, Стас… (ой, прошу прощения) Станислав Князев. Как вам звучит? Выглядит соответственно. Единственный, кто сопротивлялся нашей «литературной прогулке». В его обществе я чувствую себя немного скованно. Не только в нашей компании, но и на факультете он, на мой взгляд, человек случайный. Ему бы на этаж ниже или на «эконом». Есть у него свой круг общения, но это уж точно не мы, «бюджетницы» во всех значениях этого слова. Поначалу Стас брюзжал, но, по мере того как Артём входил в раж и рассказывал всё больше историй, связанных с домами, у которых мы останавливались, начал интересоваться местными писателями и поэтами.

А через четыре часа, измерив шагами проспект туда и обратно (по противоположной стороне), мы уселись в сквере. Вытянув ноги, Кристинка откинулась на спинку скамьи и закрыла глаза.

– Всё. Я ночую здесь, – заявила она. – Мои ноги сказали, что с места больше не сдвинутся.

– А у меня уши замёрзли, – пожаловался Артём, – и есть хочется.

– Вон кафешка, – Стас указал через дорогу.

Кристинка вздохнула, Артём опустил глаза.

– Я тоже пас, – пришлось сказать и мне.

– Да ладно, я угощаю, – начал было уговаривать Стас, верно поняв причину отсутствия энтузиазма.

Я хмыкнула: за два с лишним года ни один из них не позволил мне купить для него даже стакан чая, так что я уже давно и не предлагаю. А до стипендии целых четыре дня.

– У меня что-то есть в холодильнике, – неуверенно пролепетала я, не особо надеясь на согласие.

–А далеко до тебя? – поинтересовался Стас.

– Не-е-ет! – завыла Кристинка. – Лучше добейте меня, но с твоей горы я спускаться не собираюсь. На неё ж потом надо будет подниматься.

– Зато ко мне вчера Оля приходила, – соблазняла я, – а значит, нас ждёт большая кастрюля борща.

Кристинка при этих словах вздохнула ещё глубже, ребята с надеждой устремили на неё голодные взоры.

– И голубцы, – добавила я новый аргумент.

– М-м-м! – замотала головой подруга.

– И пирог с курицей, – это был контрольный выстрел. Мальчики, переглянувшись, схватили Кристинку под руки с двух сторон и подняли в воздух.

– Поставьте, охламоны! – заверещала она и, оказавшись на земле, проворчала. – Я и сама не дура от пирога отказываться.