– Пожалуйста. – Светлячки в Олиных глазах манили и раззадоривали. Ее длинные чувственные пальцы легли на край сиденья. Опираясь на руки, она без напряжения поднялась в воздух. Это, конечно, не было левитацией, но выглядело эффектно.

Я отодвинул подол длинной юбки. Ее горячие ноги обожгли мои ладони.

–Ну? Долго мне так болтаться? – Оля нетерпеливо покусывала губку. – Я устала!

Узор вязки повел мои пальцы вверх по пути блаженства. Нащупав резинку, я торопливо потянул на себя.

– Так мы не договаривались. Только колготки. – Она не возмущалась. Просто напоминала о том, что в любой игре существуют свои правила и ограничения. Игра в доктора исключением не является.

– Извини.– Я бросился исправлять ошибку и понял, что схожу с ума. Упругая шерстяная пружина колготок излучала тепло, шелк трусиков был прохладен, как осенняя ночь, а под ними Олина кожа. Горячая, нежная, покрытая мелкими слезинками испарины. Такая, какой запомнилась мне с первого прикосновения, с той памятной осени. Эта игра жара и холода, противоречила всем законам природы, гасила разум и разжигала чувства.

Ольга опустилась на сиденье, целомудренно придавила юбку руками, оставив в моей власти только очаровательную, загорелую ступню с перекрестьем светлых полосок, вероятно, оставленных ремешком босоножек на взъёме.

– Откуда загар? – Я обрадовался возможности хотя бы немного отвлечься.

– Загар? – Оля опустила голову. Наши глаза оказались так близко, что, казалось, моргни она или я и ресницы коснуться ресниц. – Из Египта.

Ее «из Египта» прозвучало едва слышно. Я посмотрел на влажные блестящие губы и невольно потянулся к ним. Мы поднимали головы одновременно. Я к Ольге. Она – к мерцающим в потолке светильникам. Ольга словно вытягивала меня за губы на невидимых нитях. Это синхронное движение продолжалось о тех пор, пока моя голова неожиданно не уперлась в столешницу. Олины губы растворились где-то надо мной, в сумеречном пространстве зала.

– Вот и египтяне такие. Чуть расслабишься – норовят… – что норовят египтяне, Оля не расшифровала.

Какой из меня египтянин? Никакой. Разве что очень древний, скованный бинтами неожиданной влюбленности и забальзамированный ароматами Олиных духов, и, как всякая порядочная мумия не из фильмов ужасов, не способный ничего «норовить». Мумии не норовят. Они только ищут тропинку в…

Глава 8

своё прошлое. То, где они ещё были живы.

– А где твой кудрявый красавец? – Оказав пострадавшей первую медицинскую помощь, я пробовал загасить огонь страсти красным грузинским вином.

– Ты о ком?

–О муже, конечно. Мумии у пирамид сторожит или в снегопаде заблудился?

– Дочку дома сторожит «кудрявый красавец». – Оля усмехнулась – Я с трудом сообразила: о ком вообще говоришь.

–Что, много мужей поменяла?

– Нет, мужей не меняла. Это Костя прическу поменял.

– Каждое утро утюжком волосы выпрямляет?

– Тряпочкой пыль смахивает. У него теперь всего две кудряшки. От одной до другой на машине час езды.

– Злая ты стала…

– А разве я была доброй ?

– Не помню. – Соврал я. Про Олю я помнил все. Каждое ее слово, каждый жест. Даже ее любимый анекдот про зайца и медведя. Бородатый, но поучительный. Тот, где заяц уговаривает медведя перебраться к нему, зайцу, через бурный горный поток. Кричит сквозь пенистые буруны, что покажет что-то очень важное. Мишка-дурачок поддается на уговоры. Весь израненный, чуть живой выползает из реки к зайцу. А косой и говорит: «Смотри, что я умею!» и начинает быстро-быстро бить себя пальчиком по губам, издавая дурацкий звук «ба-ба-ба-ба-ба…»

У Оли это было коронным номером: вынудить человека преодолеть максимум препятствий, а потом с самым невинным видом поинтересоваться: а зачем он, собственно, дурачок надрывался.

Впрочем, она превращала поклонников в идиотов не корысти ради, а из любви к искусству.

– Не была я доброй. Никогда… – неожиданно вздохнула Ольга.

Еще пять минут назад я был того же мнения. Но после этого вздоха, такого искреннего и горького, настроение моё переменилось.

– Что ты на себя наговариваешь! Костю же пожалела! Он за тобой хвостиком три года бегал. Все курсовики делал в двух экземплярах: тебе и себе. Причем себе – если успевал.

– Костю пожалела? – карие глаза недобро почернели. – Залетела, аборт вовремя не сделала, вот замуж и вышла.

– Лучше бы ты со мной залетела…

– Конечно. Тогда бы ты был лысым. Шучу.

– Ваши салатики! – Официантка появилась вовремя. Я не знал, как реагировать на Олину шутку. Она не скрывала иронии. Только не было понятно: кому ирония предназначалась: мне, ей самой или безвременно облысевшему Косте.

«Мечта дальнобойщика» выглядела вполне аппетитно. В центре тарелки – изрядных размеров стожок – соломка из языка. Рядом стожок поменьше – тертый сыр с майонезом. Вокруг – луг из свежей зелени и тонко нарезанных пластинок огурца. Справа зелень ограничивали аккуратные, сочные брусочки ананаса. Слева кубики маринованной папайи.