Они были так близко от подветренного берега, как только Хорнблауэр отважился подойти. Человек более робкий при первых признаках непогоды отошел бы подальше в море, но в таком случае робкого человека очень скоро снесло бы далеко от места, за которым ему поручено наблюдать, и ему потребовалось бы несколько дней, чтобы вернуться на позицию. А в эти дни мог задуть попутный для французов ветер, и те могли бы двинуться, куда пожелают, незамеченные. Казалось, на карте, помимо параллелей и меридианов, прочерчена еще одна линия, отделяющая безрассудство от разумной смелости, и Хорнблауэр держался у самой границы безрассудства. Теперь – как всегда на флоте – оставалось только ждать и смотреть. Бороться со штормовым ветром, примечая усталыми глазами все его изменения, с трудом идти на север одним галсом, делать поворот оверштаг и с таким же трудом идти на юг другим галсом, лавировать на подступах к Бресту, пока не представится возможность разглядеть получше. То же самое Хорнблауэр делал вчера, то же он будет делать бессчетное число раз, если война все-таки разразится. Он вернулся в каюту, чтобы скрыть новый приступ морской болезни.

Через некоторое время, когда ему немного полегчало, в дверь заколотили.

– Что случилось?

– Впередсмотрящий что-то прокричал с марса, сэр. Мистер Буш велел ему спуститься.

– Иду.

Хорнблауэр вышел на палубу и увидел, как впередсмотрящий перелез на бакштаг и соскользнул по нему на палубу.

– Мистер Карджил, – сказал Буш, – пошлите другого матроса на его место.

Буш повернулся к Хорнблауэру:

– Я не мог расслышать, что он там кричит, из-за ветра, потому велел ему спуститься. Ну, что ты там увидел?

Впередсмотрящий стоял с шапкой в руках, слегка напуганный необходимостью разговаривать с офицерами.

– Не знаю, важно ли это, сэр, но когда в последний раз прояснилось, я заметил французский фрегат.

– Где? – спросил Хорнблауэр. В последний миг он сдержался, чтобы не произнести эти слова так резко, как намеревался вначале. Ничего не выиграешь, а кое-что и проиграешь, если начнешь орать на этого человека.

– Два румба на подветренной скуле, сэр. Корпуса видно не было, но марсели я разглядел, сэр. Я их знаю.

После обмена приветствиями «Отчаянный» довольно часто встречал «Луару» в Ируазе – это немного походило на игру в прятки.

– Какой у нее курс?

– Идет в бейдевинд, сэр, под взятыми в два рифа марселями, на правом галсе, сэр.

– Вы совершенно правильно сделали, что доложили. Теперь возвращайтесь на свой пост. Пусть другой матрос останется с вами.

– Есть, сэр.

Матрос двинулся к мачте, и Хорнблауэр посмотрел на море. Горизонт вновь сузился. Зачем «Луара» вышла из порта и борется со штормовым ветром? Может быть, ее капитан хочет потренировать матросов в плохую погоду. Нет, надо быть честным с самим собой – на французов это не похоже. Всем известно, что скаредное французское начальство избегает без нужды трепать суда.

Хорнблауэр заметил, что Буш стоит рядом и ждет, пока к нему обратятся.

– Что вы об этом думаете, мистер Буш?

– Я думаю, прошлой ночью они стояли на якоре в Бертенском заливе, сэр.

– Меня это не удивило бы.

Буш имел в виду залив Бэртом, расположенный на обращенной к морю стороне Гуле-де-Брест, где при западном ветре можно стоять на длинном якорном канате. И если «Луара» стояла там, она наверняка связалась с берегом. Ее капитан мог получить новости и приказы из Бреста, расположенного всего в десяти милях. Возможно, ему сообщили, что война объявлена. Если так, он попытается захватить «Отчаянного» врасплох. В таком случае разумнее всего было бы повернуть оверштаг. Идя на юг правым галсом, «Отчаянный» выйдет достаточно далеко в море, чтобы не опасаться подветренного берега, и настолько отдалится от «Луары», что сможет посмеяться над любой попыткой его преследовать. Но… Все это напоминало гамлетовские сомнения, то место, где Гамлет говорит: «Вот в чем вопрос». Ко времени появления Корнваллиса «Отчаянный» может оказаться далеко от своей позиции, и пройдут дни, пока он на нее вернется. Нет, раз так, надо рискнуть. «Отчаянный» – ничтожный винтик в споре двух огромных флотов. Он дорог Хорнблауэру лично, но сведения, которые ему удастся раздобыть, в сотни раз важнее Корнваллису, чем сам шлюп.

– Мы останемся на прежнем курсе, мистер Буш, – сказал Хорнблауэр.

– Она в двух румбах на подветренной скуле, сэр, – заметил Буш. – Когда она к нам приблизится, мы будем достаточно далеко от нее на ветре.

Хорнблауэр это просчитал; если бы результат был иным, он уже пять минут назад повернул бы «Отчаянный» оверштаг и сейчас мчался к безопасности.

– Опять немного проясняется, сэр, – заметил Буш, оглядываясь по сторонам.

Тут с марса снова крикнули:

– Вот она, сэр! Один румб впереди правого траверза!

– Очень хорошо!

Ветер немного утих, и можно было, хотя и с трудом, перекрикиваться между марсом и палубой.

– Вот она, сэр, – сказал Буш, направляя подзорную трубу.

В этот миг «Отчаянный» поднялся на волне, и Хорнблауэр, хотя и неясно, различил марсели «Луары». Они были круто обрасоплены, и он видел в подзорную трубу только узкие полоски. «Отчаянный» был не меньше чем в четырех милях на ветре от нее.

– Смотрите! Она поворачивает оверштаг, сэр!

Полоски превратились в прямоугольники, дрогнули и встали. Теперь марсели «Луары» обрасоплены параллельно марселям «Отчаянного» – оба судна идут одним галсом.

– Они повернулись оверштаг, как только заметили нас, сэр. Они по-прежнему играют с нами в салки.

– В салки? Мистер Буш, я полагаю, началась война.

Трудно было произнести эти слова спокойно, словно между делом, как надлежит человеку с железными нервами: Хорнблауэр старался как мог. У Буша таких предрассудков не было. Он уставился на Хорнблауэра и присвистнул. Но он смог мысленно повторить тот путь, который только что проделал Хорнблауэр.

– Думаю, вы правы, сэр.

– Спасибо, мистер Буш.