Тантра - путь к Богу через задний проход. Кто рискнет сказать, что там Его нет?

Походу настало время вам познакомиться с автором этой повести. Его зовут Ярослов Гашик, и он никогда не курит, мелочно не желая приучать себя к дыму. Предпочитает есть печеньки с шишками. Конопляная кулинария это отдельная тема, и ярослов уважает аюверду. Надо же так грузануть глаголами, прости, читатель! Я не хочу, чтобы ты безропотно выносил все выходки Ярослова. Я бы желал, чтобы ты мог ходить по потолку и тихо прославлять табуированные темы. Или, чтобы ты просыпалась на рассвете, несмотря на то, что заснул вечером. Чтобы рамки пола и потолка тебя не сковывали и квартирный вопрос не мучил.

– А можно без нравоучений?
– Ярослов открывает один глаз.

– Нельзя, колыбельные должны программировать угасающего человека на позитив, чтобы ему было с какой ноги вставать утром.

– Но ты меня разбудил своей "колыбельной", можно хотя бы на кухне покурить. Ночью Свадхистан большей частью засыпает, дышит холодильниками и редкими машинами за окном.

– Уже, можно сказать, утро.

– В субботу? Только не для нас с тобой. Наше утро будет ближе к полудню. Суббота вылечит нас от московского времени так, что вечером в воскресенье мы задумаемся, а стоит ли возвращаться, - Ярослов закрывает глаз обратно, долго ворочая ключами в замке, чтоб уснуть под их равномерное бряцание. Вот если его так будить среди ночи, он всё время такие телеги и гонит. Днём он побаивается ляпнуть что-нибудь не то, что может спровоцировать поиск смысла сказанного.

Зоосемантика рассматривает смысл как змею, вроде бы там сокрыта мудрость, но она или ускользает, или жалит ядом, если не получается ускользнуть. Те, кто любит змей, дружат и со смыслами, тогда змеи могут раскрыть им свои секреты, они не были рождены для полета, если, конечно, не заручиться поддержкой ветра. Если же любить змей по-настоящему, то и охотиться на них не станешь никогда.

Тут надо вспомнить, что сам Ярослов был лис, рыжее такое животное, и жил в норе. К змеям у него отношение менялось в зависимости от ситуации. Когда змей поблизости не было, он их любил.

Все свои произведения, в том числе и эту повесть, Ярослов написал при свете свечи - никто в лесу не должен был догадываться, что занимает эту лису, поэтому днем Ярослов изображал из себя что-то типа кондуктора. Поймает какого-нибудь зайца, прижмет лапой к сосне и скажет:

– Привет, Мамлеев. Короче, такие дела. Купи меня в сексуальное рабство к своей жене. В доме ни копейки, а кормить писателя надо, как ни крути, мясом.

– Мяса уже лет семь как не продают, Ярослов, ты питаешься муляжами из пшеницы.

– Так одолжи на муляж. Или я убью тебя, Мамлеев, перегрызу тебе глотку, не забывай, что мы живем в лесу, а не в придуманной кем-то Москве.

– Не соглашусь с тобой, Ярослов! Это лес живет во мне, в моем сердце. Что до денег, то, поверь, я и рад был бы одарить тебя суммой любого, рвущего шаблоны самого извращенного воображения, размера, однако же и сам смиренно ожидаю пятницы, когда нам, возможно, выплатят аванс, и я не зря говорю "возможно", ибо...

– Остановись, двуличный пидр, - с горечью берет зайца за яйца Ярослов.
– Дай же я тебя поцелую тогда взасос, чтоб ты потом отплевывался. Я не я буду, если день другу не испорчу.

– Целуй хоть в хуй, а денег нету у меня.

– Подумать только, неприступен как броня. А покурить с собою нету?

– Покурить есть, но ты же не куришь.

– Если не делать исключения из правил, то и соблюдать их не придется, чё у тебя сегодня?

– Очень интересный микс, - развязывает свой мешочек Косой.
– Щепотка гималайского ганджубаса, щепотка индийского дурмана, щепотка питерских грибов, щепотка сальвии, которую дядюшка Барсук на подоконнике выращивает, щепотка кактусов неизвестного происхождения, парочка кристаллов ДМТ, немного майянского табака мапачо...

– Стой, там много еще?

– Я только начал...

– Достаточно. Забивай!

И вот они хуячат эту смесь. Косой вообще ничего в чистом виде не признавал, зато всё в чистом виде уважал изрядно. А Ярослов был рад наебошиться нахаляву, некоторых тока так и прёт. Ну, что делать с воображением, которое реалистичней обычной реальности, ненамного более, чем в миллион раз? Первую тысячу лет только ебешься и летаешь везде как МанкиМэн, вселенную все время нужно спасать от коллапса. А потом начинаешь заниматься поисками признаков жизни в окружающем пространстве и во внутреннем. Но нигже никого нет, о ком бы ни шла речь.

Тут перемена заканчивается, и нас снова выдергивают из астральной наёбки на урок.

– Первоначально эта игра называлась Дум, - объясняет Шива.
– У нее было много версий, и все эти Думы оставили изгладимый след в сознании "человека", так называется персонаж в одной из версий.

– Мы знаем, что такое "человек", играли!

– Ну, и как, дети, всем понравилось быть "людьми"?

Узнав о том, что он всего лишь персонаж повести, которую сочиняет лис Ярослов Гашик, наглухоубитый решил сам сочинить что-нибудь про Ярослова, чисто в отместку. Бля, я забыл, что хотел написать. А, вспомнил. Короче, покурили они мамлеевской смеси, посидели, повтыкали в глюки.