Мне показалось, что я только закрыла глаза, когда меня разбудил страшный крик.

– Нет! Нет!

Я быстро подорвалась с кровати, не смотря на резкую боль в спине. Кричали точно из соседней палаты. Иван! Что-то случилось! На него снова напали?! Филатов сбежал и пришел отмстить?! Ивану больно? Сколько отчаяния в его крике.

Эти мысли за секунду пронеслись в моей голове. Немногим больше времени мне понадобилось, чтоб ворваться в его палату.

– Ваня! Ванечка! – бросилась я к нему. Он метался по кровати, простыни сбились, повязка окрасилась красным. – Тебе больно? Кто-нибудь! – закричала я не своим голосом, пытаясь удержать его на кровати. Его глаза резко распахнулись и с трудом сфокусировались на мне. На мгновение он замер, а затем рванул меня на себя, сжимая в объятиях.

– Жива. Ты жива. Я не убивал. Прости, прости меня. Жива, - бормотал он в бреду. Я расплакалась и от боли, и от того, что почувствовала ладонями, как намокает его повязка. Крови слишком много!

– Все хорошо, это просто сон. Ванечка, все хорошо! – всхлипывала я, пытаясь оторваться от него и понимая, что причиняю этим ему боль. Он застонал и отпустил меня, крепко цепляясь за руку. Я заглянула ему в глаза и ужаснулась: дикий страх, паника, бессилие, отчаяние, облегчение и снова страх. Кажется, он еще не до конца проснулся.

– Просто сон, - прошептал он сорванным от крика голосом.

Следом за мной вбежали охрана и медперсонал. Они суетились вокруг него. Мне не хотелось мешать, но Иван крепко держал меня за руку, не отпуская ни на шаг. Ему что-то укололи, проверили швы, что-то говорили, но я не слышала и не видела ничего, кроме его глаз, напряженно смотрящих прямо в глаза мне. По щекам струились слезы. И по моим, и по его.

– Просто сон, – шептала я вместе с ним.

Этот ужас пережитого, долго ли он будет преследовать нас?

Вскоре все покинули палату, а Иван начал расслабляться после укола. Видела, как тяжелеют его веки, но он боролся со сном. Рука все также крепко сжимала мою ладонь.

– Не уходи. Пожалуйста.

– Я не уйду. Буду здесь, пока ты не проснешься. Буду сторожить твой сон. Отдыхай, – прошептала я в ответ. Иван легонько потянул меня на себя, и я поддалась. Он перестал смотреть мне в лицо и, кажется, смутился всей этой сцены. Но продолжал удерживать меня.

– Я напугал тебя. Прости, – прошептал он, со стоном подвигаясь на кровати и освобождая мне место. Я послушно примостилась на здоровом боку рядом.

– Ничего. Все хорошо. Спи. Я буду здесь.

– Не хочу спать. Не хочу видеть все снова, – уже с закрытыми глазами шептал Царев.

– Я спою тебе, хочешь? Это не позволит плохим снам достать тебя.

Иван лишь кивнул, а я запела единственную колыбельную, которую знала наизусть. Вернее, которую мама знала наизусть, поскольку она пела мне только ее.

Сегодня я спою тебе

Песню о прекрасном сне,

Где небо ярко-голубое

И всё вокруг твоё, родное.

Там море шепчет свой рассказ,

Природы лик радует глаз,

И счастье совсем рядом где-то,

Закрыв глаза узнаешь это.

Расслабься и засни скорей,

Забывшись в свете фонарей.

Расчистив свой путь ото зла

Свободен ты и цель ясна.

Волнение твоё прошло,

Теперь всё будет хорошо.

Не бойся, я ведь буду рядом

И успокою своим взглядом.

Да, всего лишь сон,

Но как же реален он.

Стоит руку протянуть,

И звезда укажет путь.

Здесь спокойно и светло,

И на душе теперь тепло.

Здесь нет уныния и зла,

И вновь жива твоя мечта...

Я все пела и пела, наблюдая, как Ваня расслабляется. Сначала ослабла хватка на руке, потом разгладилась морщинка между бровей, веки перестали дрожать. Окончив колыбельную едва слышным шепотом, я легонько поладила его по щеке свободной рукой. Холодный. Стараясь как можно меньше двигаться и шуметь, я аккуратно стянула со стула плед и постаралась укрыть нас. Спина отвечала болью, но я упрямо продолжала орудовать одной рукой и ногой, пока не справилась. Повинуясь внезапному порыву я потянулась и поцеловала его в лоб. Все будет хорошо. Что же тебе приснилось такого жуткого? Наверняка похищение. Спрошу тебя завтра. А сегодня больше ни одному кошмару не позволю потревожить твой сон.

Несколько раз за ночь Иван дергался, но стоило мне продолжить петь, как он успокаивался, снова сжимая мою руку. Незаметно я и сама засыпала до очередного судорожного вздоха Вани.

Утро пришло неожиданно.

– Что это тут у нас? – презрительный голос показался хорошо знакомым. Я резко распахнула глаза, но его обладатель мирно посапывал. Приснилось мне что ли?

– Постельные грелки в этой больнице имеют весьма странный вид, – раздалось насмешливо-злобное фырканье за моей спиной. Я вскинулась, но Иван удержал меня и проснулся. Не взглянув на меня, он уставился за мою спину. И столько было стужи в его глазах, что я поежилась от холода. Но губы его дрогнули. От страха? Обиды? Злости? Презрения? Находиться с тем человеком в одном помещении ему явно трудно.