– На хвост Чемпионки?!

– Но он, конечно, и близко не сравнится с твоими прекрасными густыми волосами, Онора Кили. А твои глаза… Они такие ясные. Зеленые с золотистыми искорками… – Он потянулся рукой к моему лицу, но потом быстро опустил ее.

Я судорожно сглотнула.

– Ты остановился на пире, Майкл, – сказала я хриплым голосом.

– А… Ну да.

– Итак…

– Итак, началось пиршество. В огромных очагах бараны жарились целиком. И все гости горячо благодарили поваров за угощение.

– Хорошие манеры, – заметила я.

– Точно, – подтвердил Майкл. – А если кто-то оказывался не таким воспитанным? Тогда ему отрезали мясо из самого невкусного места – холодную лопатку. Всем гостям Уильяма Боя так понравилось здесь, что у него не хватило духу распустить их после Рождества. И все они остались, а пиршества, скачки, пляски, рассказывание всяких историй и музыка продолжались еще три времени года, пока не наступило первое августа – Lughnasa, когда нужно было собирать урожай. Чистосердечную щедрость Уильяма Боя О’Келли помнят по сей день, и даже сейчас такое гостеприимство называется F'ailte U'i Cheallaigh – «Прием О’Келли». – Майкл погладил меня по руке. – И это действительно очень теплый прием, – добавил он и отпустил меня.

– Твоя мать, Майкл, – напомнила я ему.

– Вот тут и появляется она. Через много лет после того пира, когда нашу землю захватили враги, Блейкни разрушили Галлахский замок, а наш городок переименовали в Кастл Блейкни – Замок Блейкни. И все же Келли до сих пор помнят и пересказывают старые сказания. Однажды на Майский праздник [13] , Bealtaine, моя мать еще до рассвета отправилась на холм к Галлахскому замку. В наших краях мы верим, что на Bealtaine в первый день мая роса на траве обладает могучими целебными свойствами.

– Мы тоже верим в это, Майкл.

– А у вас девушки умываются ею, чтобы улучшить цвет лица? Хотя тебе, конечно, нет нужды волноваться по этому поводу.

– У нас, Майкл Келли, говорят, что если в этот день поваляться в росе, то все твое тело будет сиять необыкновенной красотой, – сказала я.

– Поваляться? – переспросил он. – Я так понимаю, без одежды?

– Не думаю, Майкл Келли.

– Ага, – сказал он, а потом вдруг вскочил и отвернулся от меня.

Я встала.

– Ты же еще не уходишь?

– Нет. Вовсе нет. Но Чемпионке нужно попить воды, да и мне тоже.

– Конечно, – сказала я. – В ручье возле родника Святого Энды очень вкусная вода.

Майкл взял Чемпионку под уздцы, и мы втроем направились к ущелью, которое вело в лес.

Когда мы проходили мимо Барна-хауса, шторы на окнах еще были задернуты. Но солнце уже полностью взошло – скоро мисс Линч проснется и выглянет в окно. Мы вышли на поляну у родника.

– Так что же случилось с твоей матерью на Bealtaine? – спросила я, когда Чемпионка напилась из Тубур Гйала, а Майкл, наклонившись, быстро глотнул воды.

– У моей матери были большие проблемы с ногами: мозоли, подагровые шишки, отекшие лодыжки и искривленные пальцы – в общем, настоящая катастрофа. Одна мудрая старуха сказала ей, что если на рассвете в Майский праздник она пойдет на руины Галлахского замка, роса исцелит ей ноги. И вот она взбиралась по склонам скакового кольца, пока весь город спал в ночной мгле. С первыми лучами солнца она увидела замок. Мама пошла дальше на холм и вдруг остановилась. Потому что услышала музыку… Звуки волынки. Может быть, это были волшебные трубы?

Майкл умолк. Чемпионка настороженно подняла голову, словно старалась лучше его расслышать. Мы стояли в тени дубов. Майкл подошел к каменной стенке, окружавшей источник Святого Энды, и присел на нее, похлопав ладонью по месту рядом с собой. Я устроилась возле него. Мы улыбнулись друг другу, и он продолжил свой рассказ.

– Моей матери всегда нравилось слушать рассказы об эльфах и их добрых делах. С детских лет она отмечала для себя развалины крепостей и заколдованные деревья, в которых могли бы поселиться эльфы. В уважении к их ритуалам она находила такое же удовлетворение, как и в выполнении обрядов и чтении молитв у источников вроде этого. Мама говорила, что это просто разные способы упорядочить нашу дико хаотичную жизнь. Но чтобы в действительности услышать волшебную музыку… Такого она никогда не ожидала. Музыка звала ее, тянула вперед, – продолжал Майкл. – Если следование за этой мелодией будет означать бросить отца, кузницу и вообще окрестности Галлаха-уй-Келла, чтобы жить в какой-то волшебной крепости… Что ж, так тому и быть. И тут она увидела его. Того, кто играл на волынке, конечно. Только вот для эльфа он выглядел довольно неряшливо и ростом был намного выше, чем, по рассказам, должен был быть представитель этого волшебного народа. Он сидел на большом камне у арочного входа в разрушенный замок, посылая свою мелодию навстречу рассвету. Это и был мой отец.

– Твой отец, – повторила я.

– Он все играл, пока солнце поднималось, а когда утренние лучи осветили их лица, он приветствовал ее. «Я – Майкл Келли, – сказал он, – из Кэллоу Лейк». Это было у заболоченного озера в десяти милях к югу, где в свое время поселился сын Уильяма Боя. «Как видишь, я волынщик, – продолжал он. – Я намеревался прийти сюда, чтобы сыграть печальную погребальную песню в честь предков рода Келли. Но в этом воздухе я услышал веселые нотки, звуки рила [14] и джиги. Удивительно, как здесь сохранилась память о том великом пире». Моя мать согласилась с ним: «Это было знатное веселье». И тогда…