И вот, совсем скоро, я испытываю оргазм. Так же, как и он. И обмякаю в его руках, не в силах пошевелиться. И только сейчас понимаю, что по моим щекам текут слезы.

И только теперь осознаю в полной мере, что случилось. И Где.

Меня передергивает от понимания, что я, как последняя шлюха, занималась сексом со своим родным братом прямо на территории университета, во дворе, прижатая к стене. И лишь одно утешение - уже стемнело, все-таки на часах была уже половина десятого, когда я выходила. Когда я вновь увидела свой кошмар. И народу в это время в университете оставалось немного, чтобы стать свидетелями моего унижения. Моего позора.

– Прости, Ника, - тихо проговорил Игнат, когда наконец-то отстранился от меня. Как и раньше. После каждого секса. Тихое извинение, от которого мне становится еще более тошно.

Мне нечего было ответить. Я его не могла простить. Я его ненавидела. За то, что он со мной сделал. За то, что я чувствовала себя грязной. И за то, что так и не смогла быть ни с кем больше, кроме него.

Он сам поправил на мне одежду, привел в порядок себя. И, на мгновение, коснувшись пальцами моего влажного от слез лица, быстро подхватил меня на руки. А я и не сопротивлялась. Не могла. Да и не было смысла.

Я не упростила ему задачу, не обняла за шею, не сделала ничего подобного. Просто сжалась, как могла, и продолжала плакать. Никому не передать, насколько плохо мне было. Никому не понять, что это такое - спустя два мучительных года, что я провела без него, пытаясь вернуться к нормальной жизни, вновь вернуться в ту бездну, из которой так и не смогла выбраться. Не успела.

И вот он уже укладывает меня на задние сидения своей машины. Вот садится за руль, заводит её, и мы куда-то едем. А я все еще не до конца верю в то, что моя жизнь вновь вернулась в ад. Не верю, что те кошмары, что мне снились на протяжении этих двух лет без него, вновь стали реальностью.

Сколько прошло времени, я не знала. Просто поняла, что мы приехали, когда машина остановилась, и Игнат заглушил мотор.

– Вероника, - вновь произнес он мое имя, и я уже знала, что он тянет руку ко мне, хоть и не видела, все это время лежа с закрытыми глазами. А потому быстро приняла сидячее положение, и, бросив на него ненавистный взгляд, в считанные секунды выскочила из машины. Поправила сарафан, и двинулась к подъезду, особо не заботясь о том, что оставила сумку в машине. Знала, что он её заберет.

Но, дойдя до дверей, резко свернула и пошла во двор. На детскую площадку. На одинокие качели, которые в это время, конечно же, пустовали. И, опустившись на них, обхватила свои плечи руками, и стала медленно раскачиваться одними ногами. Игнатий не заставил себя ждать.

– Ника, пошли домой, родители наверняка будут волноваться.

Еще одна причина, из-за которой я ненавижу своего брата - родители так ничего и не узнали о нас. И за два года его отсутствия, мне так и не удалось наладить с ними отношения, научиться вновь смотреть им в глаза, и при этом не чувствовать стыда и унижения. А они так и не узнали причину, почему я стала такой замкнутой девушкой.

– Я хочу побыть одна, - мой голос прозвучал твердо. Да, единственное улучшение за эти два года, это то, что я стала более сильной, более твердой. Я больше не такая беззащитная, какой была раньше. И теперь не собираюсь жить так, как диктует мне этот человек. Пусть он и владеет моим физическим телом, когда ему захочется... Но в остальное время я ему не принадлежу, и могу делать все, что пожелаю.

– Вероника, - он резко остановил качели, вновь сильно напугав меня, и несильно обхватив мой подбородок пальцами, приподнял вверх, чтобы я заглянула в его глаза.
– Пошли домой, - это была не просьба, это был приказ.

– Да пошел ты, - я резко отбросила его руку, вскочила с качелей, и быстрым шагом направилась к подъезду. Игнат ничего не ответил, лишь последовал следом. В такие моменты он мне казался настоящим палачом, что вел на казнь свою жертву.

Он открыл дверь, пропуская меня внутрь, и зашел следом. Темный подъезд, в котором не впервой не горел свет, совсем меня не порадовал. Но я упорно шла вперед, надеясь, что не споткнусь.

И все же я споткнулась.

– Осторожнее, - рыкнул Игнат, успев меня подхватить до того, как я поцеловалась бы с полом. Лучше бы не успел.

– Ненавижу, - выдохнула я, и, вырвавшись из его рук, направилась к лифту.

Это был первый раз, когда я призналась ему в своих чувствах. И первый раз, когда он не догнал меня сразу. Как, впрочем, не догнал и у лифта. И даже когда двери закрылись, он все еще оставался позади. И думать, почему всего одно мое слово произвело на него такой эффект, мне совершенно не хотелось.