– Ничего интересного. – Ант вложил протокол в папку. – Обычная шестерка. Мелкая фарцовка валютой – не более. Сообщил имена, адреса, вот видишь, даже сдал валюту. Восемьдесят долларов.

– А повод?

– Сдрейфил, испугался, что-то почудилось, вот и пришел. Хотя ты прав – надо будет поинтересоваться у ребят, может быть, он уже был на учете. Ну, что там у тебя? Ты от шефа?

– У меня? – Я разложил перед собой на столе взятые у Гали бумаги. – Знаешь, Ант, тут катят, кажется, на меня одно дело.

– Представляю. Валентиныч?

– Так что, может быть, собственную текучку я должен буду кому-то сдавать.

– Только, Володя, не нужно этих многообещающих пауз. Хорошо, я беру у тебя всю текучку, только не кати на меня это дело. Контрабанда?

– Провидец… – Мне, признаться, это пикирование уже надоело, и я собирался от Анта отстать, помешал звонок телефона. Внутренний.

Ант снял трубку. Все дальнейшее происходило, как мне показалось, мгновенно и в то же время так, будто было каким-то странным образом замедлено, расширено во времени.

– Пааво слушает. Так. Так. – Я увидел: лицо Анта резко изменилось. – Сколько? Примерно сто пятьдесят метров? Что? Вышел и упал? Опергруппа! Поняли? Только ничего не трогать! Вы поняли? Передайте, чтобы ничего не трогали! Все! – Ант бросил трубку, и я, выбегая вслед за ним из комнаты, увидел, как он автоматически ощупывает на бегу пистолет под пиджаком.

Мы выскочили на улицу. Дежурный, стоявший перед дверью, мог и не показывать – мы и так отлично видели в стороне небольшую группу людей. Они склонились над чем-то чуть поодаль, метрах в ста двадцати от входа в управление. Подбегая, я увидел, что это как раз перекресток двух ближайших, сравнительно тихих улиц. Люди расступились, уступая нам место.

Да, теперь я понял, что мы бежали не зря. На мостовой, прижавшись щекой к каменной брусчатке, лежал Горбачев. Пиджак его был распахнут, одна нога подогнута. Было тепло, солнечно; здесь был один из самых тихих уголков Таллина. И мне показалось – Горбачев лишь споткнулся, упал и вот-вот встанет. Но, поймав взгляд дублера дежурного по управлению, который сидел сейчас на корточках над телом, я понял: Горбачев мертв и больше уже никогда не встанет. Я пригнулся: все понятно с одного взгляда. Мне хорошо было видно небольшое пулевое отверстие над правым виском Горбачева. Под этим отверстием темнела засыхающая, но еще довольно свежая лужица крови. Все остальное я уже старался делать спокойно, четко, без эмоций.

– Быстро. – Эти мои слова дублеру дежурного я произнес почти автоматически. – Опергруппу на точки.

– Они уже там.

– Хорошо. Фотографа и врача сюда. И на всякий случай вызовите «скорую».

– Ясно, товарищ старший лейтенант. – Дублер кинулся к двери управления.

Ант успел посмотреть на меня и покачать головой. Мы присели над Горбачевым. Сидя так и разглядывая труп, я попробовал быстро прикинуть про себя все, что помнил о последних минутах явщика. Все, что могло быть, что где-то существовало, все, что каким-то образом могло влиять на это происшествие. Но ничего особенного вспомнить я не мог. На первый взгляд эта смерть была явно нелепой, хотя я давно уже знал, что нелепых происшествий не бывает. Ант, нахмурившись, разглядывал Горбачева; зачем-то потрогал мостовую около тела. Чуть скуластое лицо Анта сейчас явно было растеряно, хотя за Антом я никогда этого не замечал. Да, его можно понять. Явщика-то допрашивал он.

– В висок, – сказал Ант. – Черт возьми, в висок.

Я оглядел стоящих вокруг людей. Четыре женщины, трое мужчин. Конечно, они вряд ли помогут определить, откуда был произведен выстрел. Хотя бы даже с какой из сторон, с какой из четырех улиц. Мельком я подумал, что место для выстрела выбрано идеально. Ладно, будем рассчитывать на опергруппу. И все-таки определить, откуда точно был произведен выстрел, вряд ли удастся. Если бы, скажем, в момент выстрела работала кинокамера, фиксирующая, как падал Горбачев. А так пустой номер. Подошли фотограф и врач. Я кивнул им – начинайте работу – и встал.

– Товарищи, – Ант оглядел стоящих вокруг людей, – прошу вас помочь нам. Вы все присутствовали при происшедшем? Товарищи! – повторил Ант. – Попрошу нам помочь.

Люди, окружившие место, где лежал сейчас Горбачев, как будто бы не хотели отвечать. Впрочем, так и должно быть.

– Я лично присутствовал, – отозвался первым довольно полный мужчина с портфелем и аккуратно перевязанной коробкой от торта.

– Очень прошу вас всех, товарищи. – Я сделал знак Анту.

Пааво достал блокнот, чтобы записать фамилии. Фотограф уже делал снимки.

– Кто первым заметил… этого гражданина? – Я кивнул на Горбачева.

– Я, – сказала одна из женщин. Ей было на вид лет сорок; типичная таллинская домохозяйка, одетая подчеркнуто по сезону и, как мне показалось, только что вышедшая из парикмахерской. – Я, знаете, шла и так вижу, этот парень. Идет. – Она замолчала.

– Далеко от вас?

– Да нет, совсем рядом. Я сначала даже не обратила внимания. Идет себе и идет. А потом… Потом вдруг, знаете, как-то зашатался. Я подумала – пьяный. И вдруг, гляжу, упал. А я себе иду, ну, думаю, пьяный, что мне… А потом, гляжу, кричат.