Дэйзи с интересом разглядывала Якова Левича. Бежавший из России еврей-скрипач только-только начал завоевывать признание у английской публики – она читала хвалебную рецензию на его недавнее выступление в Уигмор-холле. Высокий, болезненно худой; черные кудри, тронутые сединой на висках; вытянутое, серьезное лицо с выпирающими скулами и высокой переносицей.

Вступил хор, и в зале повисла тишина. Дэйзи высмотрела среди хористов Мюриэл и указала на нее Алеку. Мюриэл была румянее, чем обычно, да и черное облачение неожиданно ей шло. Она открыла ноты, и ее лицо озарилось радостным предвкушением – очевидно, пение составляло одну из немногих радостей в ее жизни.

На сцену вышел Эрик Кокрейн с дирижерской палочкой в руке. Теперь на принадлежность к богеме указывали только длинные волосы – одет он был в строгий фрак. Следом за ним вышли солисты. Сначала сопрано, Консуэла Делакоста – пышнотелая испанка в малиновом бархатном платье с чрезвычайно смелым декольте.

– Ее наряд больше подходит для оперы, чем для заупокойной мессы, – прошептал Алек.

– Может, она олицетворяет один из соблазнов, ведущих в ад? – также шепотом ответила Дэйзи.

– Или саму адскую печь.

За мисс Делакоста вышла Беттина Уэстли, холодная стройная красавица в голубом атласном платье с более приличным декольте. Следом за Беттиной появился Гилберт Говер, тенор. Привлекательный валлиец, уже много лет выступающий на английской оперной сцене, так и не достиг вершин профессии, но снискал уважение. Последним вышел бас, тоже бежавший в Англию от большевиков. Медведеподобному великану с окладистой черной бородой, Димитрию Марченко, пока приходилось довольствоваться небольшими ролями, в основном в ораториях.

– Я слышала его в «Мессии» [7] . Такие низкие ноты берет, просто уму непостижимо, – прошептала Дэйзи и тихонько напела: «Зачем мятутся народы…»

– «И племена замышляют тщетное» [8] , – продолжил Алек. – Ему очень подходит.

Вместе со всеми они зааплодировали в ответ на приветственный поклон дирижера и солистов. Кокрейн поднял палочку, потом очень мягко опустил. В зал полились первые пианиссимо-звуки «Реквиема».

Музыка полностью увлекла Дэйзи. Она забыла о мрачных словах и лишь изумлялась тому, в какую великолепную форму облек их Верди. После нежнейшего завершения Kyrie [9] , впечатление от которого слегка смазал шорох опоздавших зрителей, наступил черед устрашающей мощи Dies Irae [10] .

От низких нот Марченко в Mors stupebit [11] у Дэйзи побежали мурашки по спине.

Голос Консуэлы Делакоста оказался таким же колоритным, как и ее внешность. Очевидно, мистер Абернати все-таки помог Беттине с Liber scriptus [12] – партия была спета с подобающим накалом трагизма.

Звонкий тенор Говера в Quid sum miser [13] прозвучал слегка мимо нот.

А вот Ingemisco [14] он спел так проникновенно, что у Дэйзи к глазам подступили слезы.

Первое отделение закончилось приглушенным «Аминь», затухающим под тихие размеренные аккорды. Какое-то время Дэйзи вместе с остальными зрителями сидела будто в оцепенении, потом зал взорвался аплодисментами.

Солисты и дирижер поклонились и ушли со сцены. За ними потянулся хор.

– Уже ладони болят хлопать, – пожаловалась Дэйзи Алеку, когда они вышли в коридор немного пройтись.

– Это того стоило, – улыбнулся Алек. – Еще раз спасибо, что пригласили. Надо бы написать благодарственное письмо вашей приятельнице мисс Уэстли.

– А я рада, что вы смогли пойти. – Она просунула руку ему под локоть – иначе их бы разъединила толпа. – Не передумали насчет ужина?

– Нет, конечно, для Скотленд-Ярда я сегодня потерян.

– Вот и славно!

– Голодны? Тут есть буфет. Хотите что-нибудь выпить? – поинтересовался Алек. – Наверное, у них и перекусить что-нибудь есть – к примеру, соленые орешки.

– Нет, спасибо. И пить не хочу, аппетит лучше приберегу для ужина.

– А вы заметили, что у Беттины Уэстли под стулом стоит бокал, из которого она понемногу пьет между партиями?

– Наверное, в горле сильно пересыхает.

– Другие же певцы, не говоря о хористах, как-то обходятся. Может быть, этим объясняется ее непопулярность у дирижеров? А голос красивый.

– Подозреваю, что с ней трудно работать не только поэтому. – Дэйзи решила не расписывать, какая Беттина капризная и эгоистичная, чтобы не портить Алеку впечатление от ее пения.