– Тебе надо было выспаться как следует, – попытался оправдаться Илья. – А когда ты уснул, Глаша уехала, вернулась только под утро. – Шахновский смущенно посмотрел на друга. – Не кати на нее бочку, она со мной эту ночь провела.

– Бабник хренов!

– Мне просто было одиноко, – вздохнул Илья. – Ладно, надо придумать, что с трупом делать, потом в деталях разберемся. Как же я слежку не заметил, лох! Ведь эта тварь за нами от самого дома Зимина следила. Это же надо, покойника из земли выкопать! Никакого уважения к мертвым, – прокряхтел Илья, заворачивая труп в покрывало.

– Согласен, никакого уважения к мертвым, и к живым тоже, – прокряхтел Верховцев, помогая другу. – Слушай, Шахновский, у меня идея! Я, начиная дом строить, заложил в проект бойлерную. А потом к участку газ провели, и всю систему пришлось переделывать. А котельная с печкой осталась на случай сильных холодов. Котел там у меня угольный и даже уголь остался…

– Ты чудовище, Верховцев! – печально изрек Шахновский и заинтересованно спросил: – А он в котел влезет?

– Впихнем! – воодушевленно заявил Никита и бодро поволок одеяло с трупом по лестнице вниз.

Илья тоже воодушевился – идея, посетившая голову Верховцева, решала очень многое: нет трупа – нет проблем, ну почти нет. Но чем дальше они продвигались к импровизированному крематорию, тем все более ужасной им казалась эта затея. Даже выпитый алкоголь не помогал. Но отступать было некуда.

Металлическая дверь в старую бойлерную была завешана бархатным красным знаменем с морщинистым изображением дедушки Ленина. Верховцев, еще учась в школе, спер знамя из актового зала в знак протеста против засилья… Засилья конкретно чего – он уже не помнил, но скандал получился грандиозный. Завуч, очкастая мымра, носилась, как взбесившаяся курица, по школе, директор вызывал на ковер каждого ученика, ужом вползал в доверие, пугал, устраивал допросы с пристрастием, происшествие грозило вылиться в ЧП районного масштаба, но – не вылилось. После закрытого педсовета вдруг все стихло. Ученикам было объявлено, что злоумышленник раскаялся и вернул стяг на место. Все поверили и кинулись в актовый зал: посмотреть на вновь обретенное сокровище. Никита тоже кинулся и некоторое время пребывал в состоянии легкой шизофрении, потому что никак не мог взять в толк – как знамя могло оказаться в актовом зале, если он лично спрятал его на чердаке собственного дома? Потом Верховцев понял суть фокуса: опасаясь серьезных неприятностей и увольнений, руководство решило дело замять и не выносить сор из избы, и знамя аккуратно подменили, что, собственно, и спасало Никиту от смерти, то бишь от вылета из состава учащихся в 24 часа. Теперь даже страшно было представить, чем мог обернуться для него этот глупый поступок! В лучшем случае действительно – исключением из школы, а в худшем – колонией для малолетних преступников. Знамя, завернутое в полиэтилен, пролежало на чердаке пару лет в старой ржавой трубе, потом Никита набрался смелости, притащил его в квартиру и повесил на стену.

Никита аккуратно снял знамя с крючка, открыл дверь и включил свет. Неоновая лампа нервно замигала. Пыль защекотала нос, Шахновский громко чихнул, звук чиха эхом запрыгал по комнате, отскакивая от кафельных стен. Никита тоже чихнул, матюгнулся и попытался содрать с лица липкую паутину.

Ношу втащили в бойлерную, положили на пол, развернули покрывало, но тут же замотали тело обратно. В мигающим голубоватом свете лицо покойника казалось живым и оттого особенно ужасным.

– М-да, Верховцев, у тебя явно что-то с визуальным аппаратом, – почесал макушку Илья, озадаченно оглядев котел. – Расскажи мне, родной, как ты планировал его впихнуть в эту дырку?

– А может, все-таки он туда…

– Не влезет он туда! – разозлился Шахновский, беспомощно огладываясь по сторонам.

– Сходить за бензо…

– Надо что-то другое придумать! – остановил крюгерские фантазии друга Илья и глубоко задумался.

– Тогда, может, просто углем его завалим? – ткнув пальцем в гору полезных ископаемых, сваленных в старую чугунную ванну, предложил Верховцев. – Или лучше… лучше уголь вытряхнем на пол, его положим в ванну…

– Хорошая идея! – оживился Шахновский. – У тебя случайно не найдется в доме парочки бутылей с серной кислотой?

– Совсем ты уже! – на этот раз не выдержал такого кощунства Верховцев, в очередной раз покрутил пальцем у виска, выругался и сплюнул на пол.

– Можно подумать! – съехидничал Шахновский и немножко обиделся: как расчлененкой заниматься, так это ничего, а как… тут он вспомнил, что химичка в школе Верховцева больше всех чморила, и обижаться перестал: что поделаешь, раз воспоминания об этом предмете у друга остались весьма болезненные.

– Нету у меня серной кислоты, а жить отчего-то очень хочется, – буркнул Никита Андреевич. – Вываливай уголь, а я пока известь принесу. В каком-то фильме я видел, что покойников известью посыпают.

– Не пойдет. Нет, не пойдет! Если его начнут искать в доме, то в первую очередь – здесь. Надо такое место подобрать, чтобы и в голову не могло прийти… – Шахновский со всей силы шмякнул себя по лбу. – Придумал! – заорал он. – Понесли его в гостиную. Спрячем его там.

– Обалдел! – с сомнением заявил Никита, но спорить не стал.

Илья всегда отличался умом и сообразительностью. Однако, когда они перетащили труп в гостиную, Никита сильно усомнился в сметливости друга.

– У тебя есть кошка? – поинтересовался Шахновский.

– Какая кошка! Ну, какая кошка? Когда кончится этот кошмар уже! – взвыл Верховцев, глянул на труп и затопал ногами. – Не могу больше! Не могу! Ненавижу тебя, Саша Зимин! Чтоб ты сдох!

– Он уже… того, – тактично напомнил Илья и уточнил: – Кошка-якорь мне нужна, дебил, и длинная крепкая веревка. Или крюк какой-нибудь. Ясно теперь?

– Теперь ясно, – кивнул Никита. – Ты хочешь труп Зимина над потолком повесить, как икебану?

– Икебану над потолком не вешают. Внушаю: неси веревку и кошку. Времени нет! Спрячем труп в камин. Скинем веревку со второго этажа, через трубу, кошкой подцепим тело, подтянем вверх, будет висеть между первым и вторым этажами.