«Спешите, спешите, со всем народом, напрягите все ваши силы на то, чтобы такие сокровища (бесчисленные богатства и драгоценности, святыни) не попали в руки турок и печенегов. Действуйте, пока имеете время, и, что еще поважнее, Гроб Господень не были для вас потеряны и дабы вы могли получить не осуждение, но награду на небеси, и Аминь!», – писал базилевс, бегая от города к городу в поисках пребывания, пристанища от печенегов.

Византии Император великой империи, его Византии, перед глазами чужих латинян (православная и католические ветви христианства разошлись в 1054 году на тысячелетия, так называемая «схизма») раскрыл всю бездну позора, стыда, униженья, в которые были повергнуты он и его Византия.

Просил, слезно просил, и получил от ворот поворот. Запад для вида прислал крестоносцев, малую толику рати своей, а эта жалкая кучка брони и железа, неповоротливая и тяжёлая, что могла сделать против бури песчаной грудка железа!? Ржа, да и только!

И обратил тогда взоры свои имперский вожак к извечным врагам печенегов, к половецкой орде, нет, даже к двум могучим ордам: к достопочтимым ханам Боняку и Тугоркану.

Империя, наконец, прибегла к союзу с половецкою ратью.

И посреди весенней распутицы в одна тысяча девяносто первом году печенег был разбит, как разбился горшок в руках нерадивой служанки, на мелкие дребезги, на обломки.

Дикие и суровые ханы (а так уж ли дики?) с почетом приняты были в золотых базилевса палатах, самый льстивый прием и роскошные трапезы ожидали друзей. Сам базилевс называл их братами! И пили, и ели, и верили базилевсу: «дикие» ханы не знали обмана, не терпели предательства и подлости типа убийства послов. Вероломство и отцеубийство, то смертельный грех для кочевого народа. Верили, что за помощь в союзе даст им от несметных богатств своих малую толику.

И дали половцы слово, слово- кремень, нерушимое слово, клятвенное. И бились совместно греки, отряды руських князей, половецкие орды Боняка и Тугоркана.

И побежал печенег! В самом конце распутицы месяца квитня (29 апреля 1091 г.) была страшная битва и разгромлены печенеги и практически все были убиты.

«Можно увидеть необычайное зрелище: целый народ, превышающий всякое число, с женами и детьми, целиком погиб в этот день» (Анна Комнина, «Алексиада»).

И сочинил византийский народ песню победы:

«Из-за одного дня они (печенеги) не увидели мая!»

Разрозненные орды печенежьи не смогли объединиться пред объединенною силой мощных полков византийских и стойкости половецкой орды. Половечья орда была слитной, единой, и печенеги не выдержали натиска высокорослых желтоволосых хозяев степи.

А император с победой вошел в свой стольный город и пел Константинополь, чуть не переименовав город в честь Алексея, славя его и победу его.

И приказал базилевс всех убить печенегов. Убить! Свой позор, свое унижение император забыть был не вмочь и до конца правления помнил, как зайцем бегал по Византии, ища пристанища у ромеев, боясь за себя, за детей, за Ирину – жену. И более всего порфирородный боялся за государство, за Византию.

Снова мощна Византия, и Алексей уже сам, без помощи половецкой, уничтожил союзничка печенегов: пират-Чаха разбит и убит никейским султаном, щедро окормляемым союзником Византии.

И уже не мог помешать ему Псевдо-Лев, объявивший себя претендентом престола. Он якобы был сыночком родимым императора Романа Диогена, ослепленного и умершего лет двадцать назад.

Сослал Алексей Псевдо-Льва и куда? Да в Херсонес. Сбежал мошенник, сбежал, успел даже жениться на дочери Мономаха. И увлек было друзей половецких хана Итларя и хана Китана (Кытана) в поход на Византию напасть. Но попался в сети греческих войск, где по примеру отца и по личному указанию императора его ослепили, бросив в темницу.

А Итларь и Китан? О них речь будет ниже. Но и империя вновь увидела мощь половецкую! Не потому ль сразу в ночь после битвы императорские охоронные полки вырезали почти тридцать тысяч половецких воинов, не щадя даже женщин, детей.

Надолго запомнил хан Тугоркан «верность» императорских гвардейских сынков, спешно топча копытами степь, убегая к Дунаю. Тогда дал себе клятву не верить ромеям, заодно не верить и временному союзнику, «другу на час», руському витязю. Что греческий базилевс (басилевс), что худородные руськи князьки, эти оседлые сраму не имут, долга и чести не знают, мира для них неведома суть, так рассуждал великий хозяин степей…

Недаром во время самой той страшной битвы-сечи император Комнин Алексей у главного шатра половецкого поставил стражу ночную со знаменем и знаменосцем своим.

Гордо реял флаг Византии, развевался по ветру, скалился вздыбленный лев с двоеглавой короной.

Половецкие бунчуки были метром пониже, и воины половцев, видя такое бесчестие, что хана Итларя, что хана Китаня псами прозвали. Боняка тогда шелудивым назвали, и прижилось позорное прозвище, ой, как прижилось, на веки позором покрылся доблестный хан.