— Нет, они есть! — захныкала Прим, — Ты ведь сама мне говорила, будто слышала их… — что можно на это ответить?.. Только одно…

— Прим, страх может убедить человека в чем угодно. Чтобы от него избавиться, нужно встретиться с ним лицом к лицу!

— И ты встретилась с ним? — затаив дыхание, поинтересовался белокурый ангелочек.

— Да… — обреченно вздыхая, ответила старшая сестра, — Хочешь, я тебе расскажу?..

— Расскажи, расскажи! — хлопнув в ладоши, отозвалась малышка, и Китнисс, устроившись рядом и приобняв ее за плечи, поведала историю о варежке, не забыв отчитать сестру за то, что та везде разбрасывает свои вещи.

— Ох, какая ты смелая! — не без гордости заметила Прим, — Надо завтра рассказать папе…

Папа…

— А теперь давай спать! — Китнисс не могла заставить себя рассказать сестре о шахте… Может, все дело было в том, что ее опаленная душа продолжала верить в чудесное спасение отца? Ведь он был таким сильным, таким… живым.

— Спой мне! — попросила Прим, и Китнисс не посмела ей отказать. Только не сегодня.

— Ножки устали. Труден был путь. Ты у реки приляг отдохнуть. Солнышко село, звезды горят, Завтра настанет утро опять. Тут ласковый ветер. Тут травы, как пух. И шелест ракиты ласкает твой слух, — голос ее глухой и печальный, звенел в воздухе, словно хрусталь, — Пусть снятся тебе расчудесные сны, Пусть вестником счастья станут они, — горло сдавило огромной глыбой, но она продолжала петь, — Глазки устали. Ты их закрой. Буду хранить я твой покой. Все беды и боли ночь унесет. Растает туман, когда солнце взойдет… — всхлип вырвался откуда-то из глубины, из раненого детского сердца, но Прим уже тихонько сопела и ничего не слышала.

Страх иного плана стиснул в своих объятиях маленькую душу — что будет дальше?

Папа… Мне так страшно…

Ничего не бойся, Китнисс…

Девочка, что с гордостью носит имя стрелолиста, часто задышала, стараясь успокоиться, но одинокая слезинка, точно осколок детства, предательски процарапала ее обветренную щеку…