— Не сливы, а сплошной восторг. Обязательно попробуй.

И многозначительно откусил кусок от того фрукта, которым в него только что кинули.

Девушка возмущенно фыркнула, закатив глаза к небу. Вернулся привычный Фьералин, из которого без шутки слова не вытянешь.

“Интересно, он собирается вообще обсуждать наши отношения?” — мелькнула у нее в голове мысль.

“Или это был, так, случайный и нестоящий внимания эффект от моего дурацкого заклинания?”

— Я хотела сказать спасибо за то, что спас меня, — решила она мягко подвести мужчину к разговору. — Без твоей помощи я бы наверняка погибла. Мы с материей с детства не в ладах.

Тигр махнул рукой.

— Пустяки, малышка. Если пациент хочет жить, врачи бессильны, — улыбнулся он.

— Но, как ты сам? Я боялась, что твое тело погибло.

— Я прочнее, чем кажусь, — пожал плечами эриний. — Мне просто нужно было время, чтобы восстановиться. Правда ты ловко избавила меня от возможности отлежаться пару дней, — усмехнулся он, положив руки за голову и устремив взгляд в небо.

Марисса задержала дыхание, надеясь, что он продолжит. Но Фьералин молчал, совершенно спокойно жуя незрелую зеленую гадость, сорванную с непонятного куста.

— А ты ничего больше не хочешь у меня спросить? — поинтересовалась принцесса, все еще лелея надежду услышать его мнение об их близости. Но, похоже, это была глупая затея.

— Спросить? — удивился тигр. — Да, пожалуй. Давно хотел узнать, что такого хорошего в жизни нимф ты нашла, что до сих пор не хочешь вернуться домой?

Марисса практически топнула ногой от возмущения.

— Нимфам запрещено юлить, — резко ответила она. — Запрещено лгать и обманывать. Мы должны всегда говорить правду, чтобы наши души были чисты.

Она сложила руки на груди, поджав губы. Этой фразой она намекала на самого Фьералина, надеялась, что он заметит аналогию.

Но тигр внезапно усмехнулся.

— Нимфам нельзя лицемерить? — в его голосе звучала неподдельная ирония. — Твой папа, король Пангирии, точно не смог бы стать нимфой. Ему бы должность не позволила.

Мариссе тоже хотелось засмеяться. Правда, хотелось. И она бы, наверно, так и сделала, если бы не было так обидно.

Почему он опять говорит про отца? Почему опять клонит к тому, что хорошо, а что плохо? Неужели и сейчас будет болтать о том, какую ошибку она совершила, и как ее ждут дома?

Но Фьералин неожиданно сменил тему:

— Малышка, не знаю, как тебе об этом сказать, но, кажется, у тебя изменился цвет глаз. Честно говоря, эти нимфские фокусы мне начинают надоедать. Сперва — волосы, теперь…

— А что с моими глазами? — воскликнула принцесса, тут же порастеряв половину своего пыла. Она поднесла ладонь к лицу и вспуганой мышью бросилась к ручью.

— Ну, знаешь, не то, чтобы очень сильно заметно, — пожал плечами мужчина. — Но левый глаз стал ярко…

— Фиолетовым! — закончила Марисса в ужасе. — Раньше-то они были темными, почти черными! И, если не приглядываться, можно было и не заметить, что радужки разного оттенка. А теперь что? Я же как морское чудище!

— Не говори глупости, — фыркнул Фьералин.

Вдруг поднялся со своего места, медленно подошел к ней и встал за спиной, через плечо глядя в отражение в ручье.

Марисса вздрогнула, когда его горячие руки медленно приподняли ее волосы, убирая назад тяжелые пряди. Он слегка коснулся пальцами шеи, вызвав волну мурашек. И на миг замер.

Девушка повернула голову и встретилась глазами с мужчиной. Он смотрел на нее, не отрываясь, словно лаская взглядом. Опустив внимание по щеке вниз, к самым губам…

И вдруг вздрогнул, тихим пронизывающим голосом проговорив:

— Тот, кто не увидит в тебе красоты, не будет способен оценить и красоты солнца…

В конце фразы он неожиданно отвернулся, отходя на приличное расстояние, и деланно-весело добавил:

— К тому же, какая разница? Все равно на Эденрейс тебя только нимфам и разглядывать.

Марисса зашипела, опустившись на колени и попытавшись обрызгать наглеца водой из ручья.

Фьералин увернулся, ловко прячась за кустом, на котором росли зеленые плоды. Его низкий смех прокатился по поляне, невольно отдаваясь в груди приятным теплом.

— Кстати, что там у вас творится в селении после моего чудесного исчезновения? — почти сразу поинтересовался он, словно ничего и не произошло.

Марисса снова насупилась, сложив руки на груди.

Вот же, он только что был рядом! Мог бы обнять, сказать что-нибудь ласковое, поцеловать хотя бы в щеку! А он что? Опять — ноль внимания и ведро иронии!

— Мне, наверно, теперь вход в вашу прекрасную обитель закрыт? — тем временем невозмутимо продолжал он, явно не догадываясь, что все сильнее своими шутками выводит принцессу из хрупкого равновесия.