За семь минут до назначенного срока Александр зашел в зал трактира, пропитанный запахами жареной картошки и пригоревшей чесночной подливы. Штабс-капитан сидел за столиком у окна и доедал яичницу. Рядом стояла миска с пирожками, большой бокал с томатным соком и уже пустой граненый шкалик. Поздоровавшись, Александр присел напротив. Кречинский в ответ невольно буркнул:

– Договаривались на двенадцать. За дверями мог постоять, пока завтрак закончу!

Опешив от наглости, Александр сначала чуть было не кинулся выполнять пожелание. Потом хотел ответить зарвавшемуся хаму. Однако, понимал, что достойного ответа все равно позволить не может и ограничился молчанием.

Кречинский бросил на него быстрый и ядовитый, как змеиный укус, взгляд. Словно при встрече с болотной гадюкой, Александр одновременно почувствовал страх и брезгливость. Но усилием воли подавил, как желание убежать, так и искушение раздавить гадину. Стараясь казаться спокойным, он заказал большую чашку кофе и вежливо поинтересовался:

– Вы, кажется, хотели меня видеть?

Штабс-капитан, как ни в чем не бывало, отложил вилку, запустив пальцы в солонку, посыпал белыми кристалликами край бокала с томатным соком и сделал большой глоток. Потом, подозвал полового, показал на пустой шкалик и велел повторить. Только после этого обратился к новоиспеченном агенту:

– Желания смотреть на таких, как ты, у меня давно пропало. Но служба обязывает. Задание для тебя есть, бывший дворянин Чангаров.

Стерпев и "бывшего дворянина", Александр снова промолчал. А Кречинский допил сок, вытер губы бумажной салфеткой и перешел к делу:

– Тут в вашем уезде уже с месяц беглые прячутся. Полиция и окружная жандармерия искать перестали, решили, что бегунцы дальше подались в сторону финской границы. А мне вот чутье подсказывает: "Здесь они соколики!". Приютил кто-то, из местных. Так что первое задание узнать, кто и где их прячет. Через неделю в это же время жду от тебя информации. Можешь, конечно, и раньше, если получится. А вот если к сроку не успеешь, принесешь сто рублей. Как штраф пойдет за нерасторопность.

К столику подошел половой с подносом, на котором по соседству с полным шкаликом дымилась большая чашка кофе. Залпом выпив водку, Кречинский закусил пирожком, встал из за стола и, уходя, бросил:

– С человеком рассчитайся.

Трактирный служака, развернувшись с полдороги, вопросительным знаком навис над столиком. Услышав, что оставшийся готов заплатить за двоих, он хотел было уйти. Но, на этот раз, его задержал Александр. После недолгих колебаний он вместе со счетом попросил парочку бочковых огурцов и сто пятьдесят "Смирновской". Понимающе кивнув, половой перекинул через руку полотенце и поспешил в сторону кухни. Провожая взглядом его белый фартук и торчащий над затылком набриолиненный чуб, Александр думал, что проявляет сейчас непростительную слабость, но ничего не мог с собой поделать. Хотелось хоть как-то разбавить отвратительное послевкусие после встречи со штабс-капитаном. А от вида пустых рюмок на подносе предательски сосало под ложечкой.

Ожидая пока принесут заказ, он мелкими глотками прихлебывал кофе. Не смотря на титул "бразильский", напиток отдавал жженой пробкой. Употреблять же его вместе с водкой и солеными огурцами вообще было верхом дурного тона. Мадам Тюбо, обучавшая их с братом французскому и светскому этикету, наверное, пришла бы сейчас в ужас.

"А вот, интересно, чтобы сказала она про Кречинского?"

С отвращением вспомнив, как штабс-капитан запускал толстые пальцы в солонку, он вдруг подумал, что этот человек, скорее всего, выслужился из самых низов. Вряд ли в детстве добрая нянька читала ему сказки, а строгая мадам учила, как вести себя в обществе. Зато он в совершенстве усвоил науку выживания в трущобах, где под редкими фонарями поджидали клиентов проститутки, по ночам тишину разрывали пьяные крики из полуподвальных притонов, а в грязных подъездах воняло кошками и прокисшей капустой. Скорее всего, судьбой ему было предначертано проявить себя на уголовном поприще. Однако он решил пойти по другому пути и поступил в полицию.

Начал с городового, но быстро выслужился. Знание изнутри преступного мира, помноженные на хитрость и врожденную жестокость стали хорошим подспорьем в карьере. Они давали преимущество перед воспитанниками кадетских корпусов, возомнившими, что, не запачкав белых перчаток, смогут сделать мир чище. Наверное, и угодить начальству у него получалось гораздо лучше, чем у щепетильных в вопросах чести коллег. Так дослужился он офицерского чина, сумел перевестись в жандармы. А дальше и личное дворянство за заслуги перед царем и отечеством, и родительскую фамилию Кречушкин можно сменить на более благозвучную и подходящую к новому статусу.

Только вот попасть в избранное общество вряд ли получилось. На дворянских собраниях и при посещениях клуба с ним в лучшем случае сухо здоровались, а то и вовсе не замечали. Благородные барышни воротили напудренные носики от штабс-капитана с манерами извозчика. Да и причастность к третьему отделению репутацию не улучшала. От того и возненавидел он своих новых товарищей по сословию еще сильней, чем в те далекие времена, когда швырял грязью из подворотни в проходящих мимо чистеньких гимназистов. Правда, ненависть эту приходиться сдерживать. Но, если кто из благородных попал в его сальные лапы, тут уж не жди спуску!

Дешевая водка обжигала горло, однако не приносила облегчения. В душе клокотала ненависть, бессильная и от того еще более мучительная. Александр чувствовал, что способен сейчас убить, но понимал, что не сделает этого. Новые либеральные веяния не коснулись закона, по которому убийство жандармского офицера каралось повешением, а все имущество виновного подлежало конфискации.

"Не станет он губить свою жизнь, обрекать жену и дочь на нищету и лишения!"

Был, правда, и другой выход. Влепить мерзавцу хорошую оплеуху, а потом пойти сдаться с повинной. Но и в этом случае его жизнь будет сломана, а Кречинский, пережив несколько неприятных минут, с лихвой отыграется на следующей жертве.