Избранное. Том I
вернуться

Мосешвили Георгий
Шрифт:

7.09.1983

Древнерусские рукописи

(«За словом – слово, словно после слов…»)

Марии Максимовой

За словом – слово, словно после словЗабыто недосказанное слово.Забыть его, недосказать – и сноваУсловный звон словес-колоколов.Звон колокола слышит богословНад словом предисловия святого,Под Солнцем Иоанна БогословаСлова сияют блеском куполов.Пергамент жёлт. Кириллица красна.Мефодий и Кирилл не знают сна.И в жёлто-красных, солнечных селеньях,Где киноварь и охру знали встарь,Хранят славяне – вечен долг храненья —Во славу Слова созданный словарь.

6.09.1983

Конец Средневековья [31]

(«День жизни подарив календарю…»)

День жизни подарив календарю —Последний шут последнего герольда —Я вечером со Смертью говорюНа языке Тристана и Изольды.Звон бубенцов над скорбью бытия.Река забвенья. Берег чёрной глины.Мой господин смертельно болен.Я – Последнее лекарство господина.Я выхожу на улицу один.Смеюсь, кричу – и этот вечер вечен…И смотрит на меня мой господинИз синего окна – и гасит свечи.

31

Впервые опубликовано в сборнике: Стихи этого года. Поэзия молодых. М.: Советский писатель, 1988.

1982–1983

Новое время

(«Последние новости лучших времён…»)

А. Ильинской

Последние новости лучших времён,Последнее празднество белых знамён,Лукавые песни юнцов и девиц…И ветер. И крылья бесчисленных птиц.Земля, небосвод и четыре стены,Улыбка уснувших и близость войны,Молчанье любимой и речь мудрецаИ в зеркале некто без глаз и лица.И лица прохожих, друзей и врагов,Рождественский вечер и гибель богов,Божественный Логос и бедный Иов.И лица. И речи без слёз и без слов.И это есть жизнь. И в юдоли земнойМы видим всё то же, что видит больнойВо сне – и нам снятся извечные сны:Земля, небосвод и четыре стены.И Солнце. Соборы, дороги, мосты.И звёзды, и голос листвы, и цветы,И лепет ребёнка, и мрамор гробниц,И ветер. И крылья бесчисленных птиц.

27.01.1983

К Бенвенуто Челлини

(«Зелёным хрусталём…»)

Зелёным хрусталёмЗаплатим за вино,Гирляндами цветов —За упоенье ночи.И растворив окно,Увидим за окномЗнакомый ряд домовИ церковь Санта Кроче.Упала тень стрелыНа солнечных часах.Что толку время длить,Маэстро Бенвенуто?Веселье цвета мглы,А днём на сердце страх.И не остановитьСекунды и минуты.Любовную свирельУслышать всё трудней…Всё больше сединыИ зрение слабее.Но всё яснее цель,Всё радостнее сныИ профиль всё нежнейНа голубой камее.Маэстро, невеликПочёт твоим врагам.Ты будешь жить века,Для них померкнет Солнце.Всё золото земли —Всего лишь жалкий хлам,Пока твоя рукаК нему не прикоснётся.

1982

Обращение к Пушкину [32]

(«Нет, сей дар не столь напрасен…»)

Нет, сей дар не столь напрасен,Как ты думал в тёмный час.Дух твой светел, слог твой ясен, —Что же так смущает насЭтот голос непреклонный,Тайный трепет двух царей,Жизнью недоговорённой,Дикой гибелью твоей?

Февраль 1983

32

Впервые опубликовано в сборнике: Молодая Поэзия 89. Стихи. Статьи. Тексты. М.: Советский писатель, 1989.

«День улетел, как птица из окна…»

Татьяне Дементьевой

День улетел, как птица из окна,И вечер прочь уплыл бумажным змеем.Больной и древней выглядит Луна.Мы этой ночью вместе с ней стареем.Мы перед сном выходим на балконИ наблюдаем сонные движенья.И этой ночью мы увидим сон,Один и тот же сон без продолженья.Как странно то, что мы весь век живёмКак бы в гостях – а в гости нас не звали.Мы видим двор и небо над двором,Нам холодно от ветра и печали.Мы дни считаем, зная наперёд,Что завтра жизнь не станет долго длиться.И день бумажным змеем уплывёт,И вечер улетит, подобно птице.

25.05.1983

Другу

(«Скоро двадцать лет твоей провинции…»)

В. Алейникову

Скоро двадцать лет твоей провинции,Тополям и ласточкам твоим.Вновь, склонившись ночью над страницами,Мы во сне твоём заговоримЗаговором трав, сверчков, бессонницы,Стоном горлиц, тишиной зеркал,Речью, для которой в южной вольницеДвадцать лет твой век тебя искал.Скоро двадцать лет – одним дыханием —Юности бездомной и хмельной.Мир, тайком менявший очертания,Над твоей окраиной степной…Как создал ты этот сад, где птицыГнёзда вьют на берегу реки?Двадцать долгих лет мы, очевидцы,Рвём твои цветы, плетём венки.Скоро двадцать лет твоим сомнениямНад судьбою дара твоего,Солнечная тень молчит о времениПутешествий памяти Рембо.Но ещё звенит сердцебиениеНад собранием знакомых книг,И в твоём саду всё то же пениеПтиц, всё так же чист живой родник.Так веди же нас из поля дикогоИсподволь – в небесные поля,Где у русской речи южный выговор,Где твой сад, твой мир, твоя земля.

6–7.08.1983

«Чуть бледнее тени тишины…»

Чуть бледнее тени тишины,Чуть светлее гимн, что Фебом сложен.Горестям, что тьмою рождены,Солнцем на земле предел положен.

Художнице

(«Говори мне, Катерина…»)

Е.Д.

Говори мне, Катерина,Говори мне что-нибудь.В том, что нет реки Неглинной,Неповинны мы ничуть.В том, что век – живой водою —Пьём старинную тоску,Неповинны мы с тобою:Так ведётся на веку.Так велось и так ведётся.И теперь нам привелосьРечь вести – вот-вот сольётсяВместе сказанное врозь.И связует нас неявноРечи тоненькая нить.Мы, как дети, так недавноНаучились говорить.Говори мне, Катерина,Говори… Что нам – тоска?Наша жизнь – твоя картина,Мой листок черновика.Если жизни нам дорожеРечь картин, сиянье книг,Наше прошлое, быть может, —Лишь этюд и черновик…