Шрифт:
«Щите же их, яко зоря бе, шелом же их, яко солнцю восходящу, копиемь же их дрьжащим в руках, яко трости мнози, стрелцем же обапол идущим и держащим в руках рожанци свое, и наложившим на не стрелы своя противу ратным».
Устрашённые зрелищем «яко солнцю восходящу», ятвяги не выдержали и отступили без боя.
Вотяки тоже разбежались.
Может, зря я требую, чтобы мои воины были малозаметными, навязываю маскировку, защитную окраску? Выйти в схватку смертную блестя и блистая — это ж так по-русски…
Потеряв туземных союзников, булгары стали разговаривать.
Пара проживавших там купцов, изошли на желчь. От одного вида чужаков в их исконно-посконной кормушке. В смысле: на их рынке. А вот булгарский десятник…
Есть разница между купцом и воином. Воину конфликты — свою личную голову подставлять.
Туземные вожди шипели и рычали:
— Уг яра! Уг яра! (Нельзя! Нельзя!)
Но булгарин помянул аллаха, шикнул на неверных и сообщил:
— Приказ от эмира — блюсть порядок. Русские порядка не рушат. Грабежей, убийств — нет. А торговать им дозволено. Беспошлинно. Вон, у них и печать есть.
Сигурд старательно плямкал, «бил себя пяткой в грудь» и доказывал, что он не просто так, не «нурман с бугра», а слуга доброго друга пресветлого эмира Ибрагима — Воеводы Всеволжского.
— Да разве ты не видишь?! Меж нашими государями — мир да любовь! Мы ж — русские люди!
И тыкал пальцем в своих «русских людей» — сборную солянку из нурманов и тверяков, мещеряков и мари…
Булгарин посчитал количество клинков, прикинул рост бойцов, впечатлился, порадовался на подаренную ему латку — глиняный аналог сковородки с рельефными изображениями коней на боках, дал проводника и расстался с Сигурдом весьма дружественно.
Дальше караван шёл спокойно — проводник из булгар первым выскакивал из лодки на берег, вопил, махал руками и тем успокаивал очередной погост, Сигурд миролюбиво плямкал, приказчики предлагали товар, а картографы вели съёмку местности.
Биляр, как известно, стоит на Малом Черемшане. Который впадает в Большой Черемшан, который впадает в Волгу аж вона где… Много ниже Камы. Так что Сигурд скромно прошёлся по северному краю булгарских земель, полюбовался издалека на отстроенный заново Янин, поглядел на суету на холме в устье Казанки, устроил днёвку на крутом острове в устье Свияги… и пришёл домой. Попутно ухитрившись мирно посадить погост в устье Илети. Обозначив, таким образом, нашу новую восточную границу.
Остальные левые притоки Волги мы постепенно накрывали сверху, от Всеволжска: Большая Кокшага, Кувшинка, Кудьма, Керженец…
Едва первые «землепроходцы» находили в устьях пристойные места, как туда посылались серьёзные отряды с инструментом и провиантом. Впрочем, я об этом уже…
Сигурд ухитрился за четыре месяца пройти огромный маршрут при минимальных потерях. Успел вернуться перед самым ледоставом. Отогревшись и отъевшись в Усть-Ветлуге, принял очень достойное участие в битве на Земляничном ручье.
Не так ярко, с потерями, отработал и отряд, посланный к устью Юга. Тоже поставили три погоста. Самый дальний — на Глядене. Что для меня — и радость, и забота — как бы не вырезали, как бы не вымерли.
Историю отряда князя Семёна Болховского, посланного Иваном Грозным на подмогу Ермаку и полностью вымершего от голода в первую же зиму — повторять не надо.
Большие отряды — зимовок в пустынных местностях не выдерживают. Известнейший пример — экспедиция Франклина. После чего Чарльз Диккенс яростно заявлял о «принципиальной невозможности каннибализма среди моряков Королевского британского флота».
Диккенс оказался неправ. Он литератор — ему можно. А мне, администратору, следуют избегать даже возможности возникновения подобных… эксцессов.
На Руси, в отличие от британских моряков Франклина, или польско-литовских солдат в Москве — такой способ прокормления не принят. Строчка: «А четвёртого — толстого съели» — из песен времён «оттепели», дерьмократности и просвещёбнутости. И не надо менять нашу «архаическую» традицию на ихнюю прогрессивно-европейскую!
В начале зимы Самборина родила сына. Такой… крепенький Сигурдович получился. Последовал несколько сумбурный банкет по столь радостному поводу. На удивление — довольно мирно. И недолго — на один вечер.
Я сравниваю со своим. Когда у меня в первой жизни дочка родилась — общага три дня гуляла без перерыва. В городе незнакомые люди подходили, поздравляли, пропускали в очереди за водкой. Приятель ухитрился так чихнуть в рюмку, что кусок яичницы пришлось вынимать из глаза. Из его собственного глаза. А доктор, проведший эту операцию, был обнаружен на следующий день на коврике у дверей. Спящим. А не затоптанным. Толпы народа туда-сюда сутки напролёт — а он целый!