– Она психолог, – вклинилась Ребекка.

Но, с другой стороны, разве авторство книги не делает из нее писательницу, озадачилась Грейс. И вдруг ей пришло в голову, что ее могли не так понять.

– Книгу я написала сама, – произнесла она таким тоном, будто отбивалась от обвинений. – Никого не нанимала.

Рон перестал снимать и уставился на цифровой монитор. Не поднимая глаз, велел:

– Сдвиньтесь немного влево. Нет, влево по отношению ко мне. И отклонитесь немного назад. Вот так.

Рон задумался:

– Наверное, с волосами все-таки надо было что-то сделать.

– Ерунда, прокатит, – отмахнулась Ребекка.

Грейс завела руку за голову и ловко выдернула три шпильки. На плечо упал темно-русый, тщательно увлажненный при помощи правильного ухода локон. Грейс собиралась распустить всю прическу, но Рон ее остановил.

– Не надо, так эффектнее, – возразил он. – Получается своего рода скульптурный эффект. Мне со стороны виднее. Ваши темные волосы замечательно контрастируют с цветом блузки.

Грейс не стала поправлять Рона, хотя, конечно, одета была вовсе не в блузку, а в мягкий, тонкий свитер из серо-бежевого кашемира. Таких у нее было штук пять, не меньше. Однако Грейс не собиралась обсуждать предметы своего гардероба с Роном, пусть даже этот парень – фотограф «Вог».

Потом Рон переставил вазу. Чуть-чуть подвинул листы с гранками.

– Отлично, – объявил он. – Теперь приступим.

Фотограф снова принялся щелкать. Ребекка молча наблюдала. У Грейс от такой ответственности перехватило дыхание. На кушетку она почти никогда не садилась, и с нового угла кабинет смотрелся немножко непривычно. В первый раз Грейс заметила, что постер Элиота Портера висит неровно, а на выключателе у двери темное пятнышко. Надо сказать, чтобы почистили, подумала Грейс. А заодно сменить постер на что-нибудь новенькое. Элиот Портер ей надоел. Да и кому он не надоел?..

– Значит, книга о браке, – ни с того ни с сего произнес Рон. – Нужна большая смелость, чтобы взяться за такую популярную тему. О семейной жизни много пишут.

– Это тот случай, когда слишком много не бывает, – возразила Ребекка. – Дело ответственное, очень важно не ошибиться.

Рон опустился на одно колено и сделал фотографию с нового угла. Грейс попыталась вспомнить, для чего используется этот прием – чтобы зрительно укоротить или удлинить шею?

– А я вот как-то особо не заморачивался. Думал, встретишь женщину, и если она та самая – просто почувствуешь, и все. С женой как раз так и вышло. Потом пришел домой и сказал другу, с которым снимал квартиру: «Эта девушка – то, что надо». Любовь с первого взгляда и все в таком духе.

Грейс от досады прикрыла глаза. Но потом сообразила, что ее снимают, и снова открыла. Рон между тем отложил одну камеру и принялся возиться с другой. Воспользовавшись шансом, Грейс заговорила:

– В том-то и проблема, что люди слишком полагаются на пресловутое «просто почувствуешь», а тех, кто не произвел впечатления с самого начала, даже не рассматривают. Лично я считаю, что не существует никаких «вторых половинок». На самом деле есть много разных людей, с которыми у вас могли бы сложиться хорошие, гармоничные отношения. Вы встречаете их каждый день. Но все так очарованы идеей любви с первого взгляда, что обращают внимание только на быстрые, дешевые эффекты.

– Повернитесь, пожалуйста, в другую сторону, – прервала Ребекка.

С таким же успехом могла бы попросить «заткнитесь, пожалуйста», подумала Грейс. Теперь Ребекка сидела в ее кресле за ее столом. Заметив, что Грейс это неприятно, ободряюще улыбнулась. Стало еще неприятнее.

Но было и еще одно обстоятельство, заставлявшее ощущать дискомфорт. Изогнувшись в неестественной, неудобной позе на кушетке для клиентов и фотографируясь для «Вог», на страницах которого точно не будет напоминать супермодель, Грейс поначалу не задумывалась на эту тему, однако факт оставался фактом. Подобно фотографу Рону, подавляющему большинству клиентов и значительному количеству будущих читателей, Грейс и сама «просто почувствовала». В первый раз увидев Джонатана Сакса, сразу поняла, что станет его женой и будет любить этого мужчину всю жизнь. Это обстоятельство Грейс скрывала и от агентессы Сарабет, и от редакторши Мод, и от пресс-агента Джей-Колтон. Не собиралась признаваться ни будущей невесте Ребекке, ни Рону, который, так же, как она, сразу узнал своего человека. С Джонатаном они познакомились осенью. В компании подруги Виты и ее бойфренда Грейс отправилась на вечеринку в честь Хеллоуина, устроенную студентами-медиками в темном подвале института. Вита и бойфренд сразу присоединились к веселью, но Грейс надо было забежать в туалет. В результате она заблудилась в подвальных коридорах, ощущая все большее раздражение и даже легкий страх. Но тут вдруг наткнулась на человека, которого мгновенно узнала, хотя была уверена, что никогда раньше не встречала. Это был тощий парень с растрепанными волосами и неэлегантно отросшей длинной щетиной. На нем была футболка с эмблемой университета, а в руках незнакомец нес пластиковый таз с грязной одеждой. Наверху стопки покачивалась книга о Клондайке. Заметив Грейс, парень приветствовал ее сногсшибательной улыбкой, от которой в темном коридоре стало светлее. Грейс приросла к месту и поняла, что это начало новой жизни. Не успела она сделать вдох, а этот парень, о котором Грейс не знала ничего, даже имени, вдруг стал самым близким, дорогим, желанным и необходимым человеком на свете. Грейс просто почувствовала! Потому и выбрала его. В результате теперь у нее были прекрасная жизнь, прекрасный муж, прекрасный ребенок, прекрасный дом и прекрасная работа. В ее случае счастье помогла обрести та самая любовь с первого взгляда, однако подобное везение бывает не у всех, и со стороны Грейс было бы безответственно рассказывать о подобных вещах клиенткам.

– Может, сделаем парочку крупных планов? Не возражаете? – спросил Рон.

«Интересно, почему я должна возражать?» – подумала Грейс. Она-то думала, что вовсе лишена права голоса.

– Хорошая мысль, – откликнулась Ребекка, подтверждая, что вопрос предназначался ей.

Грейс подалась вперед. Линза объектива очутилась совсем близко, всего в нескольких дюймах от ее лица. Грейс стало любопытно – если заглянуть туда, увидишь ли с другой стороны глаз фотографа? Однако взгляду ее представилось только темное стекло. Раздалось оглушительно громкое щелканье. «Значит, фотограф может видеть меня через объектив, а я его – нет», – отметила Грейс. Потом подумала, что, пожалуй, чувствовала бы себя приятнее, скрывайся по другую сторону золотисто-карий глаз Джонатана. Впрочем, сколько помнила Грейс, муж ни разу не держал в руках камеру и тем более не снимал ее вблизи. По умолчанию главным фотографом в семье считалась Грейс. Однако к помощи навороченного оборудования не прибегала, да и в плане мастерства до Рона ей было далеко. И вообще, Грейс не могла сказать, что это занятие пробуждало в ней особый энтузиазм. Да, это она снимала дни рождения и родительские дни в летнем лагере. Она сфотографировала Генри заснувшим в маскарадном костюме Бетховена с жабо и париком, играющим с дедушкой в шахматы… И свою любимую фотографию Джонатана Грейс тоже сделала сама – у озера, через несколько минут после окончания заезда в честь Дня памяти. Джонатан как раз плеснул на себя водой из пластикового стакана. Лицо выражает неприкрытую гордость и скрытое желание. Впрочем, возможно, Грейс кажется, будто лицо Джонатана выражает желание, только потому, что теперь она знает – судя по подсчетам, всего через несколько часов будет зачат Генри. Джонатан поужинал, потом долго стоял под теплым душем, затем лег с Грейс в ее детскую кровать. Вот он покачивается над ней, произнося ее имя снова и снова, и Грейс была совершенно счастлива. Даже не потому, что очень хотела ребенка. В этот момент все соображения, даже это, отступили на второй план. Для Грейс имел значение только он, Джонатан. И теперь эта фотография пробуждает приятные воспоминания. Глаза на снимке и глаза, скрывающиеся за камерой.

– Замечательно! – Рои опустил камеру, и Грейс снова увидела его глаза – ничем не примечательные карие. Застеснявшись своих мыслей, Грейс смущенно рассмеялась.

– Да нет, правда хорошо получилось, – не понял Рои. – Ну все, дело сделано.

Дом Салли Моррисон-Голден на Восточной Семьдесят четвертой улице имел запущенный вид, причем совершенно намеренно. Подобное впечатление жилище производило начиная с фасада. На окнах висели горшки с неприметной зеленью – одна половина засыхала, вторая уже засохла. С металлической решетки над дверью свисал сдувшийся красный шар. Находился дом на зеленой боковой улице между двумя безупречно элегантными городскими особняками из бурого песчаника. Оба строились «под старину» – вероятно, над проектами работал один архитектор. Сверкая идеально чистыми оконными стеклами и хвастаясь роскошными цветочными композициями, оба дома, казалось, терпели присутствие неопрятного соседа с привычным недовольством.