— Конечно! — с жаром поддержала Валька, мысленно посылая приятеля к черту. — Развлекай его!

— Он уедет в одиннадцать вечера, — отчитался цыган. — По-моему, будет уже слишком поздно, чтобы приглашать тебя на выход…

— Да ты что! — сказала Валька и засмеялась. — Меня мама в такое время из дома не выпустит.

— А завтра? — с надеждой спросил Арсен. — Выпустит?

— Завтра выпустит.

Они замолчали.

— Есть предложения? — спросил Арсен. — Или пожелания?

— Может, сходим в цирк? — спросила Валька. А куда еще идти? В театр? Избито! В ресторан? Дорого! А тут — дешево и сердито. Но собеседник отрубил неожиданно категоричным тоном:

— В цирк не пойду!

— Почему? — изумилась Валька. — Не любишь?

— Ненавижу! — горячо ответил цыган.

Валька удивленно промолчала. Конечно, они не настолько близко знакомы, чтобы она была в курсе всех его пристрастий и антипатий, но так явно выраженная нелюбовь ее немного удивила.

— Понимаешь, — виновато объяснил Арсен, — мои родители всю жизнь проработали там.

— В цирке?!

— В цирке. У них был номер.

— Какой?

— Какой, какой… Что, и так не ясно? — раздраженно спросил цыган. Вздохнул и пояснил тоном ниже: — Конный, разумеется. Джигитовка пополам с дрессурой и цыганскими танцами.

Он замолчал.

— Значит, — спросила Валька, — ты — закулисный мальчик.

— Значит, так, — подтвердил Арсен.

— Слушай, а твои родители живы?

— Мать жива, — ответил цыган. — Отец умер год назад.

— А мой отец умер девять лет назад.

Они замолчали, объединенные чувством общей утраты.

— А почему ты не любишь цирк? — полюбопытствовала Валька. — Ведь это такое честное искусство… Можешь сделать двойное сальто под куполом, значит, сделаешь… А не можешь, так никакие связи, никакие деньги не помогут…

— Вот именно, — поддержал цыган горячо. — Это такой профессионализм, просто уму непостижимо! Знаешь, как люди номер готовят?! Знаешь, как они репетируют?! На износ! И ради чего это все? Ради чего они делают двойное сальто на высоте сорока метров без страховки? Ради того, чтобы жующая и чавкающая толпа в зале на одну минуту перестала жевать! Разве это цена человеческой жизни?

— Но разве их заставляют? — попробовала поспорить Валька. — Они ведь сами согласились на такую цену…

— Это меня и бесит! — со злостью оборвал цыган ее острожный подголосок. — Почему умные, сильные, бесстрашные люди так дешево оценивают свою жизнь?

Валька промолчала.

— Потому что сцена — это наркотик. Если подсел — все, не соскочишь. Знаешь, какой самый страшный момент для любого артиста?

— Не знаю, — тихо ответила Валька, хотя уже поняла, что он хочет сказать.

— Момент, когда он лишается номера. Момент, когда окружающие, отводя глаза, начинают интересоваться его здоровьем. Это сигнал, понимаешь? Время на исходе… Я один раз видел, как плакал один взрослый мужчина, которого отправили на пенсию. Не старый еще по обычным меркам… Если б ты только знала, как это страшно! Наверное, именно тогда я понял, что никогда не буду циркачом. Хотя это профессия наследственная.

— Я тебя понимаю, — поддержала Валька. — Честно говоря, меня в цирке привлекают только номера с животными…

— Какими? — прервал ее Арсен.

— Что «какими»?

— Какими животными? Домашними или хищными?

— Все равно, — беззаботно ответила Валька, но цыган злобно рассмеялся в ответ.

— Ничего себе, «все равно»!

— А в чем разница? — удивилась Валька. — Конечно, дрессировать тигров опасней, чем собачек…

— Да не в этом дело!

Цыган захлебнулся собственным негодованием, но справился с собой и продолжал тоном ниже:

— Не в этом дело… Понимаешь, домашние животные подчиняются человеку с радостью. Они готовы все сделать для того, чтобы доставить нам удовольствие. Но хищники — совсем другое дело. Их приходится ломать. Все время ломать: и на репетициях, и на представлении… Поэтому никто никогда не знает, чем номер кончится.

— Нужно большое мужество… — начала Валька.

— Да, конечно, — нетерпеливо оборвал Арсен. — Это само собой. Но ты подумай о другом. За что этим несчастным животным такая каторга? Одно дело, когда убийцу приговаривают к пожизненному заключению в тюрьме. Но животным-то это за что? Ведь для них существование в клетке — это хуже, в сто раз хуже, чем тюрьма для человека! А хищники в нее попадают еще в младенчестве, не успев нагрешить… И всю жизнь проводят на территории два метра на два метра. Ради чего? Можешь объяснить? Тебе доставляет удовольствие смотреть, как тигр, огрызаясь, прыгает с тумбы на тумбу? А?

— Не знаю, — растерялась Валька. — Не задумывалась…

— А ты задумайся! Зачем заставлять хищника действовать против его природы? Ради того, чтобы доказать, что человек сильнее? Это и так понятно! Ради того, чтобы на десять минут потешить толпу? Только ради этого. А стоит ли толпа таких усилий? Вот большой вопрос…

— Ладно, не хочешь в цирк — не надо, — перебила Валька, утомленная горячим негодованием собеседника.

— Прости, я тебя загрузил, — спохватился Арсен.

— Ничуть. Мне с тобой интересно.