Соболевский с интересом смотрит на девушку.

Но девушка демонстративно отворачивается.

Вестибюль музея. Рядом с кассами окошко с надписью: «Прием заявок на коллективные посещения музея».

У окошка стоит Женька. Он наклоняется и говорит:

— Здравствуйте! Мне нужно организовать экскурсию!..

— Меньше тридцати человек в заявке не принимается, — говорит женщина в окошке.

— А сколько это будет стоить? — спрашивает Женька.

— Наличными или перечислением?

— Что? — не понял Женька.

— Как оплачивать будете? — раздраженно спрашивает женщина.

— А… Наличными, наличными…

— Тридцать рублей.

Женька лезет в карман, вытаскивает деньги и отсчитывает их под окошком. Собственно говоря, он не отсчитывает деньги, а пересчитывает их.

Он оставляет себе пять рублей и робко спрашивает женщину:

— А человек двадцать пять можно?

— Нет, — отвечает женщина. — Не меньше чем тридцать!

Женька вздыхает и докладывает пятерку. На секунду он задерживает руку с деньгами и говорит в окошко:

— Только нам нужен экскурсовод… этот… который… блондинка.

— Елена Дмитриевна? Ратцева?

— Да.

— Пожалуйста! От какой организации экскурсия?

— Василеостровский кооператив извозчиков!

— Ваши все здесь? — спрашивает женщина, пытаясь выглянуть.

— Наши? Все! — твердо говорит Женька и вплотную придвигается к окошку.

Женька стоит и крутит в руках квитанцию.

По широкой лестнице спускается Лена Ратцева. Она замечает Женьку и узнает его.

Женька читает квитанцию и со вздохом прячет ее в карман.

Лена останавливается на лестнице и, улыбнувшись, говорит Женьке:

— Товарищ, вы от кооператива извозчиков?

— Я? — растерялся на мгновение Женька. — От кооператива…

— Где же ваши люди?

— Люди?.. Дело в том… — Женька вдруг решается. — Дело в том, что люди — это я!

— Так, — сухо говорит Лена. — Позвольте вашу квитанцию.

Женька показывает ей квитанцию.

Лена посмотрела и совершенно спокойно говорит:

— Ну что ж… Раз вы все в сборе, — она критически оглядывает Женьку, — мы можем начать экскурсию. Прошу вас, товарищи извозчики!

Лена поворачивается и идет вверх по широкой лестнице Русского музея. Женька плетется за ней…

— Младший лейтенант Червоненко! В штаб! С экипажем! — прокричал кто-то зычно…

Захлопнулась дверь за связным в бараке второй эскадрильи.

Червоненко вскочил со стула и стал быстро стягивать меховой комбинезон.

— Ну что, мученик? Сеанс окончен? — спросил Женька, складывая карандаши.

— Увы! — радостно ответил Червоненко.

— Ах, Веня, ты даже не представляешь себе, какой нынче натурщик слабый пошел!.. — пожаловался Соболевский Гуревичу. — И как он еще летать умудряется?!

Митька взял в руки рисунок, с удовольствием посмотрел на него и, широко улыбнувшись, сказал:

— Летать же легче, чудак! — Он с сожалением отложил рисунок, крикнул: — Короли воздуха, за мной! — И вышел из барака в сопровождении здоровенного Пастухова и того, который списывал текст с пластинки.

Не успела закрыться за ними дверь, как в барак просунулась голова Осадчего — моториста сто пятнадцатой «пешки». Он кого-то поискал глазами и наконец, увидев Гуревича, сделал ему таинственный знак.

Гуревич надел сапоги и вышел к Осадчему на крыльцо. Осадчий проверил, плотно ли закрыта дверь, и что-то тихо прошептал на ухо Гуревичу.

— Понятно, — сказал тот.

Он приоткрыл дверь и крикнул:

— Соболевский! На выход! — И потом снова повернулся к Осадчему: — Молодец! Тикай.

Осадчий исчез с сознанием выполненного долга.

На крыльце появился Женька.

— Слушаю, ваше благородие!

— Выпить хочешь?

— Венька! — изумился Соболевский. — Откуда ты знаешь?!

— Айда, — шепнул ему Венька и первый спрыгнул с крыльца.

Перед столом, закрытым огромной картой, в штабе полка навытяжку стоял экипаж Червоненко.

Говорил коренастый полноватый майор — начальник штаба:

— В радиусе действия нашего полка появилась сильная часть истребителей «фокке-вульф». Нам только что радировали их приблизительные координаты.