— Начнем, — сказал Оленин, и мы поднялись на железнодорожное полотно, остановились поодаль.

Командир тяжелого танка, светя фонариком, взбирался по откосу на насыпь, за ним, не сворачивая, медленно ползла громадная машина, по сторонам в напряженном молчании тесной толпой стояли красноармейцы, следили, как она ползла все выше, выше. Вот она достигла полотна, осторожно развернулась вправо и двинулась в сторону моста.

— Молодцы! — негромко, как бы про себя, произнес подполковник Оленин с облегчением. — Умелые ребята!..

Вслед за первой уже взбиралась вторая машина — огонек впереди идущего человека как бы манил ее за собой. И эта развернулась, заскрежетав металлом о металл, и тронулась к переправе. Потом третья, четвертая…

— Пойдем взглянем, что там, на мосту, — сказал комбриг и зашагал, обгоняя машины, по засыпанным снегом шпалам.

На мосту мимо нас, словно по заводскому конвейеру, неспешно, через определенные промежутки, двигались танки. Мост тихо гудел, скрипели и глухо постукивали под гусеницами шпалы.

— При таком порядке, — крикнул Оленин, — мы быстро освободим мост!

Но через несколько минут движение оборвалось. Мост опустел. В наступившей тишине слышно было, как в железных переплетениях ферм свистел ветер. Прибежал танкист и, тяжело дыша, захлебываясь воздухом, сказал, что один танк завалился.

— Как завалился?! — Командир бригады рванулся, пересчитывая ногами шпалы. Я поспешил за ним.

На том месте, где разворачивались машины, один танк, не успев вовремя взять вправо, перевалил через пути и съехал вниз по другую сторону полотна. Танкисты торопливо закрепляли стальные тросы, чтобы вытаскивать его.

— Чей танк, кто командир? — спросил Оленин, подбегая и оглядываясь.

— Я, товарищ подполковник. — Снизу по вспаханной танком борозде, цепляясь руками за мерзлые кочки, взбирался танкист. — Лейтенант Лаптев. Упал, товарищ подполковник.

— Кто упал?

— Я упал. Споткнулся о рельс и упал. А водитель и проехал. Ему бы остановиться надо, если свет погас, а он проскочил. — Голос у танкиста дрожал. Оленин в ярости схватил лейтенанта за отвороты полушубка и сильно встряхнул.

— Никто не падает, один ты упал! Убить тебя мало!..

— Виноват, товарищ подполковник.

— Виноват, — передразнил Оленин. — Конечно, виноват! Растяпа! Вытаскивать надо. Живо!

Лаптев проворно вскочил и скатился вниз к своему танку.

В это время со стороны Серпухова медленно и тяжело накатывался состав. Паровоз издал несколько отрывистых гудков. Ветер уносил звуки за реку. В отдалении от разворота стоял на полотне красноармеец и предупреждающе взмахивал фонарем. Эшелон остановился, слышно было, как шумно дышал паровоз, выпуская пар, до нас долетали мелкие и холодные капли.

— Так я и знал! Именно в такой момент и должен подойти состав! воскликнул Оленин. — Надо же…

От паровоза тотчас прибежал машинист, невысокий, шустрый человек в шапке с торчащими в стороны наушниками, в коротком пиджаке, перепоясанном ремнем, в белых валенках с калошами, на боку — кобура с наганом. Он еще издали закричал всем, кто находился на путях:

— Что же это вы делаете? Очистить пути! Немедленно!

— Не кричи, — сказал ему Оленин. — Без тебя тошно.

— А мне не тошно? — Машинист сразу определил, что Оленин старший начальник, и, наскакивая на него, закричал еще громче и визгливей. — Ты знаешь, с чем я иду? Знаешь? С грузом. Самым ценным для обороны Тулы. Оружие везу, продовольствие. Да!.. Я обязан доставить его в самом срочном порядке. А вы меня задерживаете! Вас за такие дела по головке не погладят. За такие дела военный суд положен! Немедленный!

Оленин круто обернулся к нему.

— Пошел ты… знаешь куда! Не крутись под ногами, как волчок. Не мешай! А мы с чем едем? С мешками картошки, что ли? Уходи отсюда! — Он сказал это с такой решимостью и злостью, что машинист поперхнулся и отступил.

— Чего ты на меня окрысился? — уже тише и примирительней проговорил он. — Я же не за свое страдаю…

— А я за чье?

Машинист огляделся — в темноте различил танки справа, один танк, под откосом, слева, — и присвистнул озабоченно.

— Так мы можем простоять до утра… — Ветер рвал с него шапку, он придерживал ее обеими руками. — Утро настанет — самолеты могут заприметить состав и расшибут его вдребезги. Эх!..

— Не расшибут, — сказал Оленин. — Через полчаса тронешься. Время — еще полночи нет. Успеешь.

Свалившийся танк зацепили тремя тросами. Оленин крикнул собравшимся на полотне людям:

— Отойдите! Может лопнуть трос. — Он взмахнул рукой, подавая команду.

Машины мощно взревели, тросы натянулись туго, до звона, как струны. Танк из-под кручи медленно пополз вверх, гусеницы его вспахивали мерзлую насыпь. Вскоре показался над полотном высоко вскинутый зад машины; еще полметра, и танк опрокинулся всей своей тяжестью на пути. Теперь он сам чуть подался назад, ослабляя тросы. Их отцепили, и танк, загребая одной стороной гусениц, развернулся, чтобы двинуться к мосту. Командир бригады пригрозил лейтенанту Лаптеву: