Тот день я помню очень хорошо. Нас проверили на вшивость, лысых и бритых, – тогда из учреждения в учреждение детей передавали с такими «прическами». Это было удобно – вши оставались без хозяина. Помню, одна девочка плакала и кричала при стрижке, умоляя, чтобы ей вернули на место волосы. Старшие, издеваясь, уложили ей состриженные волосы на голову, обещая, что они прирастут. Девочка поверила и какое-то время носила пряди волос на лысом черепе. Все смеялись над ней, а мне, семилетнему, было жаль ее.

Еще хорошо помню, что я несколько дней не ел – настолько сильно я переживал в этом новом месте.

Детский дом находился в сельской местности. Это был двухэтажный барак, около которого стояла одна старая, грубо сколоченная горка. Рядом небольшой пруд, за ним – свиноферма, где трудились воспитанники. На второй или третий день нас отправили пилить дрова, так как детский дом отапливался кочегаркой. Потом оказалось, что все детские дома, в которых я был, отапливались кочегаркой – дровами и углем. Были работы на свинарнике, на кухне и много где еще.

В школу я пришел с опозданием, но, как ни странно, учился хорошо и прилежно, первое время мне нравилось все – и математика, и литература, и история. Единственное, что не нравилось, – не хотелось после занятий возвращаться в эти бараки, где тебя ждала работа, работа и еще раз работа.

В детдоме, как и во всех учреждениях казенного типа, заправляли старшие. Они нигде не работали, занимались самоуправлением – руководили работой на объектах. Еще гоняли младших за бычками к ближайшим ларькам… Как-то старшие собрали всех и сказали, что они решили «снять» телевизор, нужна массовка в магазине. Мы «помассовались» – а куда денешься?

Потом в милиции нашли крайнего из числа средних, посадили на «малолетку».

Если им было нужно вытащить из чужого сарая велосипед, то на это они тоже отправляли младших. Это был круговорот – ведь когда-то они находились в такой же ситуации.

Моей учебе пришел конец, когда в группу пришли старшие и спросили: кто самый умный? Все как бы расступились, а я действительно учился хорошо… Меня стали отправлять то за бычками, то за велосипедом. Я сделал открытие: чем ты умней, тем больше у тебя проблем.

Поэтому я быстро перестал быть умным, стал плохо учиться, прогуливать уроки. Учителя пытались о чем-то говорить с моим воспитателем, но мне больше не хотелось тащить четвертый велосипед и сто пятый окурок. Это помогло выработать умение скрывать свои способности, чтобы не оказаться на всех передовых фронтах, которые придумывали старшие товарищи.

Однажды кто-то меня сдал, рассказав, что я утащил несколько велосипедов. Пришедший участковый, увидев меня, даже засмеялся. Настолько я был мал, что он не поверил, что я мог угнать взрослый велосипед «Десна».

Так как детский дом – это место, где очень сложно от кого-то скрыться, я пропадал на свинарнике. Пропадаешь там, зато не пропадешь. Сверху над свинарником был сеновал, и там можно было поспать. Очень хорошо, что был этот свинарник, где можно было как-то уединиться, укрыться. А если бы его не было?

Как-то раз я застрял на сеновале, а туда пришли старшие – он и она – «поиграть». Помню их имена и фамилии по сей день. Они мне долго «поминали», как я вылез из-под сена в самый разгар «игры». Хорошо, что она его удержала, он бы, наверное, меня убил.

Директора сняли с работы – что-то он там с девочками вытворял. Вызывал их поочередно убирать свой дом, закрывался с ними и «помогал». По-моему, его даже посадили, с конфискацией. Все ходили радостные, как после революции, полная вакханалия была в детдоме: нет «дира» – все до пира, учебе – привет. Но когда нам дали другого директора, старого все стали вспоминать как «хорошего». Дети-сироты – это такое дело… Продадут, если надо. И не их это вина, жизнь учит искать выгоду в любых ситуациях.

Заняться было нечем – добровольцы нас тогда не веселили, и мы периодически попадали в хронику каких-то происшествий. То вагонетку уроним с рельсов, то плющим гвозди под проходящей электричкой, то носимся от быка по всей деревне, то залезем в огород. Местные жители нас за это не любили. Ходить одному было опасно. Я всегда носил в карманах камни и расплющенный под товарняком гвоздик. Особенно помогали камни: как только местный житель подходит к тебе с какими-то намерениями, ты достаешь булыжник, размахиваешь им и безбоязненно огрызаешься в ответ. Но все-таки «домашним» удавалось отлавливать и мутузить нас даже вместе с камнями. Так мы им докучали.