Шрифт:
Ну а ещё там был типчик такой ушленький, Изя Райкин, булгахтер ихний деревенский. Ну и хитрованом был ентот счетоводишка! Ну и пронырой! Земелюшки-то своей у него было с гулькину гузку, малость совсем. Но Изя отгрохал на этом клочочке такие роскошные хоромы, что все прям обзавидовались на них, до того выглядели они клёво. А Райкин ещё и хвастался там без стыда: вот, мол, каков я хват, видали, а! Не то что вы, лузеры отстойные... А чего, скажите пожалуйста, ему хоромины себе было не отгрохать, когда он вечно возле кассы общей отирался. Тут бы и придурок чего-нибудь себе да отгрохал, а Изя был умником ещё тем. Кто б в этом сомневался... Но это было ещё не вся правда. Ходили слухи об этом пройдохе, что он надыбал где-нито себе настоящий миномёт. Да-да, миномётину! А к тому ещё и мин несколько ящиков, примерно две сотни штучек. Все в это верили, но помалкивали: Изя ведь был тоже чуток психопат насчёт всякого оружия: ножи с собою носил, кастеты, самопалы везде у него по пазухам были рассованы. Короче парень был он бой!
И вот он-то тоже с Ванькою как-бы дружбанился. Ездил к нему в гости частенько, по телефончику они нередко лясы точили, и Изя Ивану так прямо и говорил: вот видишь, Ванька, как я тебя уважаю - с таким дураком как ты не гнушаюся ручкаться да чаи с кофеями гонять. Цени мою дружбу, Побарабанкин, и никогда супротив меня не вякай, ага?.. А сам, зараза, к Любке Оралке внагляк похаживал, пока Ваньку в тачку загружали пьяного. Тоже мне друг называется! Ещё один кулацкий интриганчик.
А у Ваньки один из братьев совсем негодящим оказался. Ну как словно чужой ему, ага. Он на окраине ванькиных полей проживал, у криницы. Звали братана этого Васька, а по прозванию он был Хряк. Это наверняка потому шо он сало кушать обожал и чисто им обжирался. А вреднющим-то был по характеру! Завидущим, хитрющим - ну прямо уй! Вот он-то, Васька этот самый, как только они батькину земельку разделили, так совсем из рамок наглости выбился. Старшого брательника обзывал он почём зря. Ты де такой, ты де сякой, ты и сугубо некультурная образина, и кулацкий строй совсем не уваживаешь, да и в конце концов ты не русак вовсе, а наоборот татарин. Тебя, дескать, сермяжина азиатская, мамашка не от папашки на свет произвела, а от заезжего татарина. Ага, от шабашника... Ванька-то ничо, терпит, помалкивает, а Васька демонстративно с кулачьём стал корешиться, нахваливает их по-всякому и чуть ли пакостные места им не вылизывает в экстазе.
Те видят - о-о!
– каков дурак самостоятельно проявился, это добре, это нам будет на руку, ежели его на другого дурака Ваньку науськать удастся.
И науськали! А то! Кулачьё ведь в таких делишках было натасканным. Вот Васька взял да сдуру сарай свой и подпалил. Пущай, орал он дико, пламя пуще займётся и на татарское поместье перекинется. Меня за то глядишь в кулаки-то и примут...
Щас! Размечтался, глупак! Хозяйство Васькино вестимо погорело от этого пожару. А Ванька - он о ту пору как раз был не пьяный - взял да огород за таку подляну у непутёвого братана и отобрал. Спорным он у них был, огород-то. Оба его своим законным считали.
Ну тут конечно ору было на весь двор! Помогите, господа кулаки, орал истошно Васька - грабют, забижают, последнего добра лишают! И всё кулачьё как по команде евоную сторонушку в сём споре и приняли и объявили дерзкому Ваньке санацию всех ихних отношений.
А тому вроде как на это было плевать. Нечего, он сказал, пожары у себя разводить. Своё я, дескать, забрал и баста! Отваливайте отселя к чертям собачьим! И вычеркнул номер телефона Васькиного из своего списка.
В-общем, как бы оно там ни было, а взял-таки богатырь Ваня Баширку недобитого под свою эгиду. Подмышку то есть, ага. Приобнял он его этак по-братски, и везде по баширкиным полям обнявшись они хаживали. Почитай всех наймитов Янкиных оттуль и повымели нафиг. Ещё бы немного и чистым-чисто стало бы в его огородах...
На это панибратство глядя, Янкин и особенно этот тип Бритый ажно осатанели от ярости. Порешили они кодлу кулацкую супротив сладкой парочки организовать. Бритый и Макарон вестимо обеими лапами были за, и даже кое-чо из прочих своих конечностей они для пущего блезиру пооттопырили. Но... более никаких желающих бить морду Ваньке и его корефану не нашли. Даже один из видных куркулей деревенских, Яшка Швабкин такой, и тот в последний момент отказался. Так-то на словах он Ванюху не стеснялся поливать жидкостью из канализации, а в реале с ним схлестнуться уклонялся прямо решительно. Он видимо хорошо помнил как папаня Ванькин папику Яшкиному раз добре накостылял. Тот насилу жив-то тогда остался и так Яшке малолетнему и наказал: шоб более никогда с Побарабанкинами безбашенными ты не связывался, а то аллес капут тебе будет. Ну Яшка, не будь идиот, в сторонку и отвильнул ловко. Толечко опять значит издаля на Ваньку пару раз тявкнул. Но это так, для порядка, для демонстрации своей сути кулацкой.
И само собою лепший его друган Тюркин тоже тут гнилой свой нрав показал. Сначала он с Ванькой крепко выпил, попел с ним вместе всяких патриотических песен, а наутро неожиданно заявляет: моё дело сторона, но Янкину через мои поля на асадуллинский огород шастать не возбраняется. Потому что Баширка этот тип неинтеллигентный, и я-де на него пилювать хотел...
А на Ваню нашего тут возьми и миролюбие офигителное и снизойди! Ему зеваки пеняют: а чего это ты, такенный амбалище, а так тихенько себя ведёшь, ядрёна твоя вошь?! Взял бы и наподдал агрессорам пендюлей, глядишь, они бы от тебя враз и поотстали бы и ужо буром не лезли... А Ванюха им: мне, мол, на проповеди поп гундел, шо ежели тебя по щёкам начнут охаживать, то ты должон успевать тока поворачиваться, чтобы щёки равномерно краснели... Видимо поп тот гундявый подзабыл, что господь с тамошними кулаками обошёлся-то крутовато. Не щёчки он им подставлял свои румяные, а дубиналом прошёлся по ихним задницам. И правильно сделал, ей-богу, кто б в этом сомневался!
Ну а Ваньша таким вот добреньким внезапно стал. Не иначе как сатана Оралка ему по ушам сызнова прошлась.
Короче вся куцая, но рьяная банда Янкина их двоих и атаковала. Ванюха застыл там будто телеграфный столб, Баширка у него подмышкой весь сжавшись спрятался, а Янкин Баширке-то - бамс!
– и заехал с крюка по мордасам. И Бритый с Макароном тоже, значит, вокруг суетливо шныряют и орут визгливыми голосами что Ванька дурак и что Баширка вообще не человек, а неизвестное науке млекопитающее. А Изя Райкин, лицемер хренов, перед самым этим бандитским нападением по почкам Баширке сзади заехал, а потом вперёд выхватился и заявляет, ухмыляясь ехидно, Ване: я-де не против тебя, дорогой друг, выступаю - я против всяких там млекопитающих вредных настроен яро. Давай, смеётся, вечерком созвонимся, господин Иван, побалакаем о всякой всячине!.. Ну не гад, а?!
Короче разозлили они нехило увальня нашего. "Слышь-те вы!
– он им тоже орёт грозно.
– Я до того дико возмущён и обеспокоен вашим поведением, что и не передать! Ежели ещё что-то подобное себе вы позволите, то я вам такое сильное несогласие выскажу, что вы от страху обгадитесь! Честное пионерское!"
А те ржут, прямо не могут от Ванькиной эдакой реакции и пальцами на него всем указывают: глядите, мол, чо за вахлак нашёлся! Ой, умора, вау!
А Ваня им опять в мозг словесную тираду втаранивает: "Это хорошо ещё, что вы меня не задели! Хорошо что только Баширку малость! А меня бы тронули - я б вам не возмущение, а категорический протест моментально впарил бы! У меня особо не забалуешь, ублюдки!"