Когда я была маленькая, зимой тоже там ночевала, мне в кресле вполне удобно. Главное, тепло. Но после того как Брэг сильно поколотил Анну, выбил той зуб, кухарка от моего соседства наотрез отказалась.

– Или она, или я! – заявила Анна Кэтти, и мама решила проблему по-своему: чердак или подвал.

– Не хватало из-за тебя лишиться хорошей кухарки! – отвесила мне подзатыльник Кэтти. – А вообще сама виновата, решила, видите ли, заступиться. Да мы Брэга доили бы и доили, – она запустила пятерню мне в волосы и развернула лицо к свету. Послюнявила палец, потерла под глазом. Хмыкнула, видимо, не понимая, что же такого особенного Брэг во мне нашел.

– Ладно, – сказала, наконец, – не хочешь внимания гостей, не вихляй перед ними своей тощей задницей. Не вылазь с кухни. А ночью сиди на чердаке мышью. Твое время на подходе.

И ушла варить глинтвейн. Весна та выдалась холодной, Кэтти жаловалась на ломоту в костях и постоянный озноб. А я уже тогда поняла, что жить в родном доме осталось недолго.

Этого я не могла не рассказать.

Обязательно объяснить, когда и почему впервые решила уйти из дома.

Тогда же, да, кажется, мне девять было, случился еще один неприятный эпизод. То есть он сначала неприятным был, даже очень. А потом тааааааааким хорошим оказался…

Наравне с последней затрещиной, полученной от доброй Анны, тот случай, возле дома старосты поселения – самое счастливое воспоминание в моей жизни! Самое-самое в мире!

Меня Анна за молоком послала, иду, значит.

А тут Висек-младший, отвратительный такой, как наш вышибала, только еще сопливый и в прыщах весь, с Речиком и Строни… Кажется еще мальчишки были, лица помню, а имена нет… Я вообще так испугалась тогда, прямо удивляюсь сама на себя, как вообще все это запомнила!

Вот! Иду, гремлю мимо их компании пустым бидоном, когда Висек меня окликнул:

– Эй, Раки!

Остановилась, жду. И ведь чувствую, ничего хорошего он не скажет, а все равно стою, как парализовало.

– Сосать будешь?

Я не поняла, что он имеет ввиду, но остальные, наверно, поняли, потому как заржали, что овцелошади.

– Что? – спрашиваю, и сама не понимаю, зачем, неужели хочу, чтобы повторил?!

– Сосать, говорю, будешь?! – Висек подошел почти вплотную, и снизу по лицу ударил, по подбородку.

Я неловко руками махнула, грохнулась пребольно так, бидон выронила, он загремел еще, я подумала, сейчас кто-то выйдет на грохот, защитит… Не вышел.

– Да она не умеет, небось!

– Не мамка!

– А сколько стоит, чтобы твоя мать у нас у всех…

– А давайте эту научим!

– Ребята, а вышибалы…

– Да ладно! Шлюха Кэтти нам еще спасибо скажет!

Я уже не понимала, кто из них что говорит, все смешалось, все слилось, они обступили кругом, не давали встать с колен, били, щипали, дергали за волосы.

Я молчала.

Молчала, когда платье рванули так, что рукав оторвали, когда деньги потребовали отдать – отдала.

А потом поняла – все. Больше не выдержу.

И тогда появился он… Нет, ОН…

Высокий такой, черноволосый. Я зареванная была, плохо разглядела. Кажется, он тоже из нашего поселения был, но про него говорили «большой человек». Что это значит – не знаю. Вот только не фермер, точно. Вроде его боялись, но я маленькая была, не помню точно, за что.

Я сейчас, когда пишу это, понимаю, что тот парень ненамного старше меня нынешней был, но тогда, крохой… он совсем взрослым показался.

Я тряслась вся, не могла слезы остановить. Всю колотило.

Я же видела его потом…

И не раз! Может, даже трижды! И вот, каждый раз язык отнимался, даже имени не спросила. Кэтти, когда ей все рассказала, как-то его назвала, а я не помню. Так жалко…

Вот сейчас жила бы и знала, что того человека с теплыми руками, которыми он вытер мне слезы… добрыми глазами, зовут…

А так – не знаю.