В книгу видного мастера венгерской прозы XX века Тершанского вошли рассказы разных лет, в которых наиболее тонко проявилось мастерство Тершанского-новеллиста.
До войны Янош Танцор был простым кучером. Невзрачный такой человечек и к тому же хромой.
Была у Яноша, само собой разумеется, настоящая фамилия, да только кличка прилепилась к нему намертво. А заработал он ее так: напился как-то раз пьяным, вспрыгнул в корчме на стол и заорал что было мочи: глядите, мол, сейчас пройдусь вприсядку, да так, что вам, с двумя ногами, и не снилось.
Всю жизнь одолевали Яни Танцора честолюбивые мечтания — удел всякого калеки. Но вот что хромота сослужит добрую службу — это, как говорится, ни сном ни духом.
Хозяин Яни Танцора был сержантом запаса, как только война началась, его призвали. Жена хозяина с сынком переправилась к родителям, а бричку и лошадей продала.
У Яни Танцора к тому времени кой-чего поднакопилось. Вот он эту бричку и купил — понятное дело, за бесценок.
Конечно же, Яни Танцор с превеликой радостью пошел бы воевать и хоть сейчас был готов отдать жизнь за кайзера, да что поделаешь — не судьба, зато в утешение ему досталась бричка. И на этом дело не кончилось.
Решил Яни как-то раз продать плохонькую лошаденку, глядь — а дали за нее вдвое против первоначальной цены. Дождался он следующего базарного дня и заработал на остальных лошадях по стольку же.
Дальше объяснять нечего — и так ясно. Яни Танцор быстро усвоил: маклачество — дело доходное, сидя на козлах, столько не заработаешь. Долго ли, коротко ли, война в разгаре, а Яни сидит себе в кафе и обделывает делишки, платье на нем порогов, и в кошельке монеты звенят.
Что ж, не он один выиграл оттого, что мир перевернулся.
И зажил Яни Танцор припеваючи. Уж так милостива, так милостива была к нему война — даже с хромотой помогла разобраться.
С каждым днем прибавлялось на улицах хромых вроде Яни Танцора — кто в мундирах, потертых и продымленных, а кто и в гражданском. Меж ними Яни ничем не выделялся, никому и в голову не приходило, что нянька выронила во младенчестве его из корыта.
Яноша Танцора, дело понятное и простительное, все это вполне устраивало. Он и на прямые вопросы с разъяснениями не спешил. Среди бесчисленных новых знакомцев он считался раненым героем, да и сам почти что в это уверовал.
Как-то раз сидел Яни Танцор в одном из своих «придворных» кафе и почитывал газету.
И тут подходят к столику двое: нищий в солдатском платье и черных очках да поводырь-мальчонка.
Кинул Янош Танцор нищему пару монет, а потом ненароком взглянул на него и остолбенел.
Его, Яноша, бывший хозяин — вот кто был этот нищий слепец! Яни тут же вскочил и схватил его за руку.
— Господин Сакач, неужто вы?
Калека сразу признал по голосу бывшего слугу — слух у него, как у всех слепцов, был тонкий. Последовала трогательная сцена — все как подобает.
У Яноша Танцора было доброе сердце. Он прямо-таки прослезился, увидев, что сталось с этим славным человеком, которому он — было время — сильно завидовал.
Да только здесь, в кафе, встреча эта могла повлечь за собой всяческие нежелательные разоблачения. Поэтому Янош Танцор поспешил увести бывшего хозяина в более надежное место.
Они перебрались в корчму поскромнее, чтобы посидеть спокойно часок-другой.
Там калека и поведал за бокалом вина историю своего ранения.
— Граната у нас в окопе взорвалась, а я, представь себе, и боли-то совсем не почувствовал. Бабахнуло — и все, очухался уже в лазарете. Муки адские потом начались, в госпитале, пока глаза не прооперировали! Да еще перевязки! Боже мой! Боже мой!
Мало кого так жалел в своей жизни Яни Танцор, как бывшего хозяина. Все, что было в его силах, он сделал. Перво-наперво угостил беднягу как подобает, а потом, когда тот наотрез отказался принять денег, тайком сунул бумажки мальчонке в карман — дескать, матери передашь.
Было, однако, в том разговоре кое-что, что не давало Яни покою. Вино язык развязало, вот он и не удержался, чтоб не похвалиться перед калекой своим счастьем.
Не сразу заметил он горькую ухмылку слепого. А заметил — уж поздно, сказанного назад не воротишь.
Оттого, должно быть, Янош Танцор и не сдержал обещания — не наведался к бывшему хозяину в гости. Они снова расстались на годы.
Как-то раз, весенним вечером, сидел Янош Танцор в одном из шикарных ресторанов на берегу Дуная в обществе элегантной дамы.
— Ну так вот, значит, — вещал он, — боли-то я совсем не почувствовал, когда меня ранило. В окоп к нам граната угодила. Взрыв, огонь! Ба-бах!
Тут он треснул кулаком по столу, нимало не заботясь о том, что рассказ его привлекает внимание не только спутницы, но и тех, кто сидит за соседними столиками.
— Очухался я только в лазарете. Потом госпиталь, операция — вот где муки-то адские! Да еще перевязки! Боже мой! Боже мой!
И невдомек Яношу Танцору, что вошел в ресторан слепец в солдатском мундире, что остановился он прямо за его спиной и внимательно слушает.